Москал трижды куда-то позвонил, после чего мы сели в машину и поехали на место, где нашли тело Майкла Галлахера. Автоответчик Шейлы Кармайкл сообщил, что ее нет в городе, и что она появится только в понедельник; Москал не стал оставлять сообщение, однако записал для меня ее номер, чтобы я могла ей позвонить, когда вернусь в Лос-Анджелес. Патрик Галлахер, отец Майкла, сказал, что он охотно со мной поговорит; Москал даже отметил, что Патрик выказал нетерпение. А Келли Макграт пригласила меня на чай. От нее мы сразу же поедем на станцию. Расписание получалось напряженным.

– Если хотите, я могу попытаться найти детектива, который вел расследование, но, как я уже говорил, от него не будет толку.

– Сейчас у меня слишком мало времени. Однако я могу позвонить ему из Лос-Анджелеса.

– Не уверен, что у него есть телефон.

– Все так плохо?

– Просто ужасно.

Он вел машину, я читала дело. Детектив, который стал алкоголиком, превосходно провел беседы со всеми свидетелями; одна мысль о том, что человек такой квалификации больше не может работать, вызывала у меня тоску. Я видела, как росла тревога детектива, – нечто похожее я заметила в поведении Терри Доннолли. Когда все возможные пути были исчерпаны, дело пришлось закрыть, а превосходный детектив стал сломанным человеком.

Как и я, по требованию своего начальника он проверил всех известных педофилов. Трое подозреваемых, все трое белые, около тридцати лет, были допрошены, но потом отпущены, поскольку не удалось найти никаких связей между ними и жертвой.

Детектив тщательно опросил всех приятелей Майкла, но никто из них не сумел вспомнить ничего необычного. Майкл с улыбкой попрощался с ними, а потом, держа в руке недоеденную шоколадку, направился в сторону дома. Один из его друзей запомнил, как, сворачивая за угол, он развернул оставшуюся часть шоколадки, – и больше он его не видел.

После этого вообще никто больше не видел Майкла Галлахера – и лишь в понедельник обнаружили его тело.

Машина остановилась возле переулка, где находилось заброшенное здание, узкий трехэтажный дом. Я обратила внимание на крыльцо с перилами, от которых к телеграфному столбу были натянуты бельевые веревки. Все это производило жуткое впечатление.

– Ну, вот мы и приехали, – сказал Москал.

Мы вышли из машины, и он сразу повел меня к первому крыльцу и показал на решетку, идущую вдоль его основания.

Я нажала на нее; она приоткрылась на несколько дюймов.

К моему удивлению, Москал с силой ударил по решетке ногой, отбросив ее в сторону.

– Подходящее место для смерти мальчика?

Тут было влажно, пахло какой-то дрянью, повсюду висела паутина. Один только Бог знает, какой слой крысиного помета скопился на полу, сколько мышиных скелетов бросили здесь кошки, какое количество вони оставили скунсы и сколько пьяниц пряталось от дождя. И вся эта отвратительная грязь была вдавлена в землю животом Майкла Галлахера, когда его насиловали.

Доски крыльца сильно подгнили.

– Кажется необитаемым, – тихо заметила я.

– Верно. Им владели разные хозяева. И ни одному из них не удалось извлечь прибыли.

– А тогда оно тоже пустовало?

– Нет, но на первом этаже никто не жил, это я точно знаю. Обитатели второго этажа собирались уезжать.

– Кто нашел тело?

– Рабочие. Они занимались починкой крыши. Владелец предложил им сложить здесь свои инструменты. Они закончили около трех в пятницу. Майкла в последний раз видели примерно в половине четвертого. Утром в понедельник рабочие пришли за своими инструментами и – бац! – почувствовали запах. Одного из них сразу же стошнило. Должен признаться, что собирать улики на месте преступления было кошмарным делом.

На решетке я заметила остатки ржавого засова.

– А замка здесь не было?

– Висячий замок кто-то сломал, но убийца повесил его так, что казалось, будто он заперт. К несчастью, все оставшиеся следы на замке стер рабочий, который открывал его в понедельник. Когда я приехал, дверь в подвал была распахнута; ее так и не стали закрывать. Первым делом я позвонил своему начальнику – сержанту Шону О'Рейли.

Дяде Дюрана.

– Проклятье.

– Точно. Он моментально приехал и приказал все оцепить. Потом перешагнул через рвотные массы и спустился в подвал. Один.

– И еще раз проклятье.

– Да. Он оставался там довольно долго, около пяти минут. Уж не знаю, как он это вытерпел. А после того как вышел, Шон приказал мне вызвать специалистов по сбору улик. Только после того, как вышел.

– Не сразу?

– Нет. Он дал мне другие поручения. Записать имена рабочих – обычно этим занимаются детективы, но он приказал мне.

В отчете говорилось, что Майкла Галлахера задушили нейлоновым чулком – не колготками, а именно чулком, какие носят с поясом и резинками. Даже двадцать лет назад такие чулки были большой редкостью. Убийца засунул оба носка мальчика ему в рот – вероятно, чтобы заглушить крики. У него были связаны запястья и лодыжки – также чулками. Убийца повалил его на землю, лицом вниз. Мальчик был жестоко изнасилован – вся земля под пахом пропиталась кровью. Следов спермы в анусе не обнаружили.

Однако вскрытие помогло обнаружить следы латекса.

– Упаковку презерватива так и не нашли?

– Нет. Вероятно, убийца унес ее с собой.

Что ж, убийца вел себя осторожно, во всяком случае в данном аспекте. Организованный мерзавец.

– Он выбрал удачное место, чтобы спрятать тело.

– Если не считать того, что было тепло и тело все равно нашли бы.

– Вероятно, он хотел, чтобы мальчика нашли, – заметила я, – только не так скоро.

На фотографиях, которые я видела в деле, был заснят связанный мальчик, застывший в ужасной позе.

– Могу спорить, что мальчик отчаянно сопротивлялся.

– Наверное.

– Из чего следует, что убийце пришлось торопиться. Возможно, сперму не обнаружили из-за того, что он не успел завершить акт.

– К сожалению, это так и осталось невыясненным. Но одно можно утверждать с уверенностью: Майкл Галлахер не участвовал в этом добровольно. На руках и предплечьях были обнаружены синяки и царапины, да благословит его Бог. Убийца наверняка получил немало синяков – и если бы нам удалось быстро его найти… К сожалению, синяки бесследно проходят.

– А как вел себя Шон О'Рейли? Он нервничал?

– Он все время повторял: «Какой стыд, какой ужасный стыд, мать не должна его видеть в крови». Я помню, что лицо у него посерело, его явно потрясло случившееся. Шон уже давно работал в полиции; мне кажется, такое убийство не должно было произвести на него настолько сильное впечатление. Конечно, нашим глазам предстала кошмарная сцена, но я видел вещи и похуже, он тоже: например, мы выезжали на место столкновения поезда и автобуса за два года до убийства Майкла, а там повсюду были разбросаны части тел. Тогда он не дрогнул. Помню, я даже спросил у него, все ли с ним в порядке, а он ответил, что простудился.