«Ну, Николай, расскажи, как тебя японцы лупили…»

В 1968 году Байбаков вместе с группой работников Госплана посетил Японию. Были они там по приглашению Кэйданрэн — влиятельной организации крупных бизнесменов. Правительство, деловые круги и общественность Японии придавали визиту госплановцев большое значение. Байбакова принимал император. Его собеседниками были также премьер-министр и министр иностранных дел Японии.

В городе Нагоя советские гости посетили одну из крупнейших фирм страны — завод, производящий радиоприемники по лицензии фирмы «Филипс». Председатель Госплана СССР был сражен увиденным.

«В сборочном цехе был установлен очень длинный ленточный конвейер, за которым сосредоточенно трудились юноши и девушки. Бросилось в глаза совершенно непривычное для нас отношение к труду. Ни один человек не поднял головы и не взглянул на гостей, — делился впечатлениями Байбаков. — У нас же, стоит появиться какой-либо делегации, как тут же многие бросают работу и ротозейничают. Подойдя к молодым рабочим, я увидел, что каждый припаивает на плату приемника какие-то элементы. Трудились они напряженно, квалифицированно и ответственно, зная, что изделие будет испытано на вибростенде, а если приемник откажет, то его разберут, исследуют работу каждого узла и каждой детали, выяснят причину отказа и выявят виновника брака. В первом случае брака ограничатся предупреждением. Во второй раз виновнику выдадут “желтый билет”, означающий увольнение, но, главное, его больше нигде на подобную работу не примут. Вот почему для юношей и девушек, которым не больше шестнадцати-восемнадцати лет, важнее всего — технологическая дисциплина, чтобы качество продукции отвечало самым высоким мировым требованиям. Как я узнал, в лабораториях завода постоянно занимаются совершенствованием производимой техники, а несколько десятков человек работают над созданием принципиально новых, более перспективных моделей».

Командировка проходила в согласии с дипломатическим протоколом и без каких-либо серьезных происшествий. Но вот, покинув завод, госплановцы в сопровождении губернатора Нагои и охраны отправились на вокзал, чтобы скоростным поездом (200 километров в час) переехать в город Осака. Далее рассказывает Байбаков: «На перроне вокзала во время ожидания поезда произошло событие, о котором позже газеты подняли трезвон на весь мир: на меня, мою супругу и сопровождавшего нас работника советского посольства Немзера Л. А. было совершено покушение. Подбежавший к нам террорист неожиданно ударил Немзера большим мечом из мореного дерева и тут же, подпрыгнув, сильным ударом меча по плечу чуть не свалил меня с ног. Не успел я выпрямиться, как меч снова взметнулся, но уже был направлен на мою супругу, стоявшую с губернатором Нагои напротив меня. Губернатор поднял руку, заслоняя Клавдию Андреевну, но ударом меча ему перебило палец. И все же, превозмогая боль, он успел перехватить вновь взметнувшийся меч, чем спас жизнь моей супруги, предотвратив удар по голове. Только после этого преступник был схвачен охраной. Вскоре подошел поезд, и мы уехали. Не прошло и часа, как мы прибыли в Осаку и разместились в отеле. Находясь в номере, мы включили телевизор. На телеэкране появилось изображение государственного флага Японии, на фоне которого были помещены фотография напавшего на нас молодого человека и надпись: “Он борется за наши Северные территории”. Преступником оказался японец в возрасте примерно 25 лет, недавно отбывший двухлетнее тюремное заключение за уголовное преступление. Он был руководителем группы из пяти человек, поставивших своей целью добиться передачи Японии четырех Курильских островов. Диву даешься, как можно было все это узнать и подготовить репортаж в течение одного часа».

А до этого Байбакова поразило другое. Через 15–20 минут после отправления поезда из Нагои к ним в купе вошли несколько человек и от имени правительства принесли извинения за случившееся. Байбаков, в свою очередь, просил передать императору и правительству решительный протест советской делегации в связи с неудовлетворительным обеспечением ее безопасности. Через советское посольство Байбаков отправил и шифрограмму в Москву с сообщением об инциденте. Москва ответила: визит продолжать в соответствии с намеченным планом, на покушении внимания не акцентировать.

Руководители японских фирм, где госплановцам потом пришлось побывать, начинали разговор, как правило, с извинений за случившееся. Но в беседе с главой делегации постоянно поднимали вопрос о Курильских островах.

Трехнедельная поездка по Японии потрясла Байбакова. И отнюдь не тем, что едва не закончилась трагически. Ошеломляющим было другое: технологическая оснащенность, организация производства, трудовые отношения — все, чем славились тогда и славятся поныне японские предприятия. На машиностроительном заводе, производящем оборудование для химической индустрии, советских гостей поразили лаборатории, каждая из которых представляла собой своего рода научно-исследовательский институт, где постоянно отрабатываются новые технологии. Заставил ахнуть и крупный институт технической информации, в котором бизнесмены могли получить сведения о новинках почти из всех стран мира. На основе этих данных они закупали лицензии и патенты на производство новшеств и в короткие сроки внедряли у себя.

Свой отчет на заседании Политбюро о поездке в Японию Байбаков начал с рассказа о поразивших его достижениях этой страны в области техники и прикладной науки. Брежнев перебил:

— Ну, Николай, ты про науку и технику потом, лучше расскажи, как тебя японцы лупили мореным деревом.

В том же году Байбаков побывал и в Иране. Впервые он был там в 1943-м. Тогда поездка была связана с подписанием договора о проведении геологоразведочных работ на нефть и газ в северной части этой страны. Но меджлис Ирана отклонил договор. Второй раз Байбаков прибыл в Иран уже главой Госплана и заместителем председателя Совета министров СССР. Эта поездка оказалась более продуктивной. Был подписан договор об экономическом сотрудничестве. В соответствии с ним СССР начал строительство на территории Ирана большого металлургического завода, провел газопровод в эту страну, стали возводить там и другие объекты.

В ходе визита Байбаков встретился с шахом Мохаммедом-Резой Пехлеви. Встреча длилась около трех часов, что, по свидетельству официальных лиц Ирана, было беспрецедентно: беседам с представителями других государств шах обычно уделял не более 20–30 минут.

А здесь он был настолько расположен к собеседнику, что даже поведал о состоянии своего здоровья. В заключение сказал: «Теперь я немного ем чурека и пяндира… Большую часть времени посвящаю воспитанию дочери и особенно сына — будущего шаха Ирана». «У шаха была злокачественная опухоль, — поясняет Байбаков, — и он, видимо, знал об этом. Позже я встретил во дворце мальчика лет семи-восьми, который был одет в грязную и рваную одежду. Помнится, я тогда подумал о несоответствии между убранством дворца и одеждой ребенка, решив, что он — сын кого-либо из прислуги. Каково же было мое изумление, когда мне сказали, что это наследный принц».

После беседы с Мохаммедом-Резой Пехлеви Байбаков прибыл в советское посольство, где уже заканчивался прием в связи