по лесу. Встретил лисицу, выстрелил, но промахнулся. Лиса уходила всё дальше и дальше в тайгу. Он двинулся за ней и зашёл далеко, потерял след, оглянулся и увидел, что лиса бежит за ним. Тогда он повернул обратно, лиса ушла в сторону, он за ней, но у дерева заметил свежий детский след. Пошёл по этому следу, пришёл к большому засохшему дереву и увидел в дупле девочку. Она замерзала, плакала. Коля помог ей спуститься с дерева, покормил и взял девочку с собой. Она была худая, одни кости и кожа.

Когда они пришли домой к дедушке, девочка рассказала, как её звать, кто её родители, из какой она деревни и как попала в тайгу.

Звали её Иринка, фамилия Иванова, из деревни Глухомань. Пошли они вместе с отцом и мачехой в лес собирать ягоду. Зашли далеко, устали, в одном месте около речушки сели и поели, потом собирали ягоды, а после разожгли костёр. Очень устали и у костра быстро заснули.

Когда проснулись, отца и мачехи рядом не было. Дети стали кричать: папа, папа! Плакали и звали отца, но он не откликнулся.

Наступил вечер, было темно и страшно. Дети прижались друг к другу, замолчали и заснули. Утром проснулись, опять кричат: папа, папа! Плакали и рыдали, но их никто не услышал. Достали из сумки хлеб, сало и поели. Пошли к речке, попили воды, потом расшевелили палкой костёр, горячие угли задымили. Понемногу костёр разгорелся. Недалеко лежали старые, упавшие от бури сосны. Наломали сучьев, время от времени подкладывали в костёр и грелись. Собирали вокруг бруснику и кедровые шишки, лежавшие на земле, питались ими. То, что было в сумке, они скоро съели, не осталось и крошки хлеба.

Почти каждый день дети слышали где-то далеко паровозные гудки, но уходить с этого места боялись, всё ещё ждали отца.

Настала осень, холодно, голодно. Девочка надела отцовскую телогрейку, взяла сумку с брусникой и кедровыми орехами, братишку Сережу за руку, и пошли они в ту сторону, где часто были слышны паровозные гудки.

В одном месте, около огромного засохшего дерева с дуплом, сели отдохнуть и поесть. Неожиданно около них появились волки. Дети испугались, закричали от страха, девочка вскарабкалась на дерево, но не успела поднять братика, волки схватили его зубами и разорвали на части. Девочка залезла в дупло и сидела так двое суток. Когда волки ушли, всё же осмелилась спуститься на землю, но постоянно оглядывалась, не вернулись ли волки. Вспомнила, что говорил дедушка: «Волки боятся огня». В кармане телогрейки она нашла спички, собрала сухие сучья, разожгла костёр и долго его поддерживала. Собрала оставшиеся от братишки косточки, выкопала ямку и похоронила. Сама дрожала от страха и холода, слёзы туманили глаза. На её счастье, в лесу были брусника и кедровые орехи, ими она и питалась. Выпал снег, жизнь в тайге стала суровее, брусника и кедровые орехи оказались под снегом. И всё же она боялась покинуть это дупло, ставшее для неё защитой и от холода и от зверей.

Студент Коля сразу заявил в милицию. Стали разыскивать отца и мачеху, но те как в воду канули!

Коля уехал в город учиться, Иринка осталась с дедушкой и бабушкой. Они сказали, что она теперь будет им внучкой. Так она и жила с дедушкой и бабушкой до семнадцати лет, окончила десять классов. К этому времени Коля получил диплом Иркутского юридического института и приехал в деревню к дедушке. Коля полюбил Иринку, женился на ней и увёз её с собой работать по направлению в Южно-Сахалинск. Работал он следователем прокуратуры.

Однажды Коля пришёл домой и говорит:

– Иринка, собирайся, сегодня будем обедать в ресторане!

Та быстро оделась, и они отправились в ресторан.

В это время по залу проходила директор этого заведения. Коля и говорит Иринке:

– Посмотри, кто идёт.

Она посмотрела и вздрогнула. Она узнала мачеху.

– Спокойно, не показывай вида, что ты её знаешь, – шепчет на ухо Коля.

Позже он нашёл и отца Иринки, который работал помощником начальника милиции.

Молодые люди пообедали и ушли. А вскоре получили приглашение на новогодний вечер, который проводили в том же ресторане. Там были руководящие работники и начальники с жёнами. Сели за столы. Почти напротив Иринки сидели её отец и мачеха. Подняли бокалы с вином и поздравили друг друга с Новым годом, с новым счастьем. Немного погодя Коля поднялся со стула, высоко поднял бокал с вином и громко сказал:

– Я поднимаю бокал и пью до дна за несчастных детей, которых бросили отцы и матери!

Выпил и сел.

Отец Иринки и мачеха посмотрели друг на друга и покраснели. Отец тут же встал и хотел уйти…

Вскоре его и мачеху арестовали. Потом их осудили и отправили на Колыму.

Видно, отца все-таки мучила совесть, что он бросил своих детей в лесу на погибель, он повесился».

В «Мальдяке» моим соседом по нарам был бывший профессор Киевского университета по фамилии Иваницкий. Умный, высокообразованный человек. Преподавал украинский язык и литературу. Любил петь, особенно украинские песни. Учил петь и меня.

К профессору приходил его земляк, бывший архитектор. Звали его Михайло. Тот все расхваливал Киев, с упоением рассказывал про Крещатик, про Киево-Печерскую лавру, приглашал меня после освобождения в гости, чтобы я убедился в красоте и неповторимости столицы Украины.

Вскоре у профессора Иваницкого обострилась цинга, его положили в санчасть. А через пару дней, не зная об этом, пришёл Михайло с товарищем. Им оказался бывший командарм дивизии Александр Горбатов. Посидели, поговорили. По поводу войны Горбатов говорил: «Война неизбежна, только как будем воевать, когда все высшие военные командиры, специалисты по военным делам – арестованы и расстреляны? Многие командиры дивизий и полков сидят в тюрьмах и погибают в лагерях».

Александр Васильевич пожаловался, что у него опухли ноги и ходит он с трудом.

Спустя несколько дней всех обмороженных, больных и слабых отправили в Магадан, в инвалидный лагерь. Увезли и бывшего комдива Горбатова. А Иваницкий умер. Многие тогда умерли…

Потом нас, доходяг, отправили в посёлок Ягодный.

Только через двадцать лет я узнал о судьбе Горбатова, когда прочитал его книгу «Годы войны». Его освободили досрочно в 1940 году. Он был участником Великой Отечественной войны, воевал от начала и до конца. Командовал армией.

* * *

Посёлок Ягодный в моей жизни на Колыме был отдушиной, своего рода курортом. Жестокая судьба вовремя смилостивилась, ибо я вряд ли бы перенёс дальнейшие страдания, поскольку к тому времени очень ослаб, имея «бараний вес», начал терять волосы