– За последний год господин Берестов дважды посещает Ялту. Хотя это путешествие неблизкое. Он был там на Рождество, а затем прошедшим летом. Что могло подвигнуть его на эти путешествия?

– Вы же отлично знаете, Александр Ионович, – сказал Андрей. – Я хотел увидеть Лидочку Иваницкую, об отношениях которой со мной вам известно.

– Господин Берестов может объяснить свои поездки по-своему, но и следователь имеет право на версию. И будьте любезны ее выслушать. Я полагаю, что вы приезжали в Ялту, пытаясь получить деньги от отчима.

– Но зачем мне деньги?

– Должен сказать вам из собственного опыта, что тихие, лишенные внешних пороков люди часто таят в себе вулканические страсти. Зачем вам деньги? Зачем деньги молодому тщеславному человеку, который знает, что у его престарелого отчима лежат без движения и пользы многие тысячи рублей, и ощущает несправедливость этой ситуации?

– Вы хотите рассказать мне что-то из Достоевского?

– Не петушитесь. Достоевский был большим знатоком человеческих душ, – сказал Вревский наставительно. – Я бы советовал читать его как следователям, так и преступникам.

– Спасибо за урок.

– Это не последний урок, который вы от меня получите, – сказал Вревский. – Итак, наш герой пытался на Рождество получить у Сергея Серафимовича некую сумму денег. Но, очевидно, безуспешно.

– Но не нужна мне некая сумма!

– У меня есть показания близкого вам лица!

– Кого?

– Пробыв в Ялте всего один день, господин Берестов срочно возвращается в Симферополь. Если бы его визит был связан с делами сердечными, я убежден, что господин Берестов провел бы в Ялте куда больше времени. Ведь были каникулы, куда спешить?

– Я должен был вернуться на похороны матери моего гимназического друга, Беккера. Вы можете проверить.

– Вы знали о смерти матери господина Беккера до отъезда?

– Знал.

– Похоронили бы и ехали в Ялту. Или поехали бы за три дня до того срока. Нет, вас держало в Симферополе совсем другое!

«Ну как ему объяснить, что я узнал правду об отношениях Коли Беккера и Лидочки от Маргариты лишь за день до похорон Елизаветы Юльевны!.. Впрочем, это уже давно не играет роли».

– У вас была совсем другая цель, – повторил Вревский. – Пахомов!

Возглас был столь неожиданным, что Андрей вздрогнул.

Тут же в дверях возникла щекастая рябая физиономия полицейского.

– Слушаюсь, вашество!

– Два стакана. Покрепче.

Полицейский исчез.

– На чем мы остановились? Ага, на вашем возвращении в Симферополь. Вы вернулись потому, что поняли – добром от отчима ничего не получишь. И тогда в вашей голове созрел план злодейского преступления.

Вревский повысил голос, словно поставил точку.

– Что вам говорит фамилия Денисенко? – спросил он, глядя на Андрея.

– Какая фамилия?

– Де-ни-сен-ко.

– Ничего не говорит.

– Другой реакции я и не ожидал, – сказал Вревский.

Вошел полицейский. В одной руке он нес два стакана в подстаканниках, в другой – блюдце с сахаром. Он поставил стаканы и блюдце на стол.

– Спасибо, иди, – сказал Вревский. Он подвинул стакан к Андрею. – Разве это называется крепкий чай? Люди разучились делать простые вещи.

Чай был горячим. Андрей почувствовал, что замерз. Хоть в комнате было душно, через форточку тянуло холодным дождливым ветром.

– Господин Берестов прибыл в Симферополь, чтобы договориться о возможном исполнении злодеяния с нужными людьми, – продолжал Вревский. – Но исполнение было отложено на удобное время – не знаю пока почему. Может, высокие договаривающиеся стороны не поладили из-за оплаты. Может, Берестов еще колебался… а может быть, и ему не чужды человеческие чувства – как, не чужды?

Андрей прихлебнул чаю. Он думал: кто же такой – Денисенко? Никогда не слышал этой фамилии. Его предполагаемый сообщник?

– Если у вас нет комментариев, – сказал Вревский, – продолжим эту историю. Подходит лето. Сроки по платежам наступают.

– По каким платежам?

– Вы нам еще расскажете, по каким. Ситуация для Берестова обостряется настолько, что он неожиданно бросает археологическую экспедицию, оставляет на произвол судьбы девицу, ласк которой вчера еще домогался, и снова несется в Ялту. Это уже совсем невероятно! Вы мне скажете – мечтал увидеть Лидию Иваницкую. Я отвечу – ложь, молодой человек. Лидия Иваницкая, как мне стало известно, в эти дни находилась где-то между Новороссийском и Батумом на пароходе «Левиафан». Как нравится вам моя работа? Насколько тщательно я изучил дело?

– Она должна была вернуться, – сказал Андрей. – Но пароход задержался.

– Только не надо песен! – сказал Вревский. – Существует телеграф, и можно было узнать о местопребывании мадемуазель Иваницкой за два часа.

– Я не был тогда знаком с ее родителями… Впрочем, продолжайте. Мне вас не убедить.

– Правильно, – обрадовался Вревский. – Вам меня не переубедить. Иваницкая вас не интересовала. Вы отправились к своему отчиму. Провели там ночь, беседовали с госпожой Браницкой. И узнали, очевидно, от нее, что ваши просьбы вновь останутся без ответа.

– Так забрался бы я наверх, открыл шкатулку и взял что мне нужно!

– Ах, Андрей Сергеевич, зачем вам устраивать кражу в доме отчима, если подозрения в ней падут на вас, и только на вас! Нет, вы не такой идиот, как пытаетесь показаться. Вы все разведываете, принимаете окончательное решение и возвращаетесь в Симферополь. Там вы встречаетесь с людьми, которых вы намерены использовать для черной работы. Главное для вас – сделать так, чтобы никто не связал ваше имя с преступлением. Вы отдали все приказания, вы все устроили и ждете в Москве сигнала. Убедительно ли я излагаю?

– Совершенно неубедительно.

– Суду это покажется убедительным. Итак, получив сигнал, что ваше приказание выполнено, вы садитесь в поезд и, приняв скорбный вид, отправляетесь в Симферополь.

– Господин следователь, не забывайтесь!

– Ах какие мы чувствительные! Ну хорошо, хорошо. Вы приехали в Ялту, встретились со своими сообщниками и тут узнали, что они проделали операцию из рук вон плохо, к тому же похитили Сергея Серафимовича и пытали его. Вы заподозрили сообщников в обмане… их было двое, да?

– Откуда мне знать?

– Наверное, двое. Вернее всего, они вас надули. Да-да, просто надули. Шкатулку вы так и не увидели. Но обманутый, раздраженный и напуганный – вам же еще и двадцати лет нет, – вы начали метаться. Вы кинулись в больницу, вы встревожились, что госпожа Браницкая в любой момент может прийти в себя и указать на вас. Надо спешить!

Вревский отставил стакан.