— Нет, спасибо. Лучше я поужинаю с тобой, а потом немного посижу у огня. Я слишком хорошо знаю, какова будет эта ночь...

Ночь выдалась именно такой, как и предполагала Аврора, — изматывающей. К трем часам, устав ворочаться и уже начиная задыхаться в постели, Аврора встала и спустилась в кухню, чтобы согреть себе молока. Успокоиться ей кое-как удалось, но решения проблем это не принесло. Она то злилась, то впадала в отчаяние, сознавая свое бессилие перед Флемингом. В отсутствие Фридриха Августа тот становился полноправным правителем, поэтому ей оставалось только покорно склонить голову в ожидании ударов...

Авроре вдруг захотелось сбежать, навсегда распрощаться с Саксонией, на которую она возлагала столько надеж, и с ее властелином, которого она все еще любила, а он, похоже, уже махнул на нее рукой. Но, с другой стороны, на пороге была зима, а воевать в это время года было не принято. Если Фридрих Август еще не вернулся в Дрезден, то обязательно скоро вернется. Вот бы обмолвиться с ним хотя бы словечком — что, если это все исправит?

Она сознавала, что барахтается в трясине нерешительности и никак не выберется на твердую почву. За считанные минуты ее желание вернуться в Гамбург и отогреться в тепле, исходящем от маленького сына, превратилось в намерение немедленно мчаться в Дрезден, возродить былое... Так не могло продолжаться! Но сначала нужно было ознакомиться с привезенными Флемингом распоряжениями.

Утром Амалия побрела в церковь, а Аврора послала за бургомистром.

Он явился без промедления, и Аврора сразу заметила на его физиономии, обычно жизнерадостной, печать озабоченности. Со дня приезда в Гослар она поддерживала с ним отношения, близкие к дружеским, которые обычно связывают людей, испытывающих друг к другу симпатию. Генрих Кристоф Винкель старался по мере сил смягчить выполнение приказов, отданных ему относительно молодой женщины, которую он не мог не жалеть. Но что будет теперь, после посещения Флеминга?

Усадив бургомистра в кресло и угостив его любимым глинтвейном с корицей, Аврора сразу же перешла к делу:

— Герр бургомистр, вчера нас посетил канцлер. Он сообщил мне перед уходом о своем намерении побывать в ратуше и поговорить с вами обо мне. По вашему виду можно догадаться, что визит получился неприятным.

— Это слишком мягко сказано, фрау графиня... — отозвался он с несчастным видом.

— Какие инструкции он вам продиктовал?

— Они продолжают прежние, но превосходят их строгостью. Отныне вы лишаетесь права получать письма, даже из моих рук. Всю корреспонденцию, которая приходит к вам, я теперь должен оставлять у себя. То же касается и посещений: к вам не имеет права приближаться никто, кроме меня и Трумпа. Более того, вам запрещено выходить даже в сад, а я обязан денно и нощно охранять дом силами нашей местной милиции. О, фрау графиня, я не могу выразить всего своего огорчения...

— И не надо! Учтите, на вас я не держу ни малейшего зла. Я пленница, этим все сказано! Могло быть и того хуже... Удручает другое: меня предупредили, что вы отвечаете за меня... головой?

Означенная голова поникла, что было яснее всяких слов.

— Негодяй! — прошептала Аврора. — Каков нахал! — сказала она громче. — Я не уверена, что это превышение власти, это вопиющее беззаконие чинится с согласия Его высочества.— Может, и без, но...

— ...но государь далеко, и вы вынуждены повиноваться? Не беспокойтесь, вам опасность не грозит: я вас не подведу. Но скажите, каковы приказания относительно моей сестры?

Винкель стал еще несчастнее, нашарил шляпу, которую, придя, положил на пол рядом с креслом, и стал ее мять с раздражением, какого раньше у него никогда не наблюдалось.

— Если бы вы за мной не послали, фрау графиня, я бы пришел сам: госпожа Левенгаупт должна покинуть Гослар завтра утром и отправиться в Дрезден, где ее ждут...

— Кто?! Ее муж в армии. Или вернулся сам курфюрст?

— Мне известно не больше, чем вам. Хотя вот еще что: по возвращении ей надлежит прибыть в государственную канцелярию. Простите, что принес вам такие плохие вести! — добавил он, готовый расплакаться.

Аврора ласково протянула ему руку.

— За что вас прощать, мой друг? Вы всего лишь выполняете свой долг...

* * *

Узнав о произошедшем, Амалия впала в ярость:

— Оставить тебя здесь одну? Никогда! Пусть тот, кто вздумал заманить меня в Дрезден без тебя, тащит меня туда силой!

— У тебя муж и дети. В первую очередь ты должна думать о них. Твой бунт может отразиться на них.

И потом, более одинокой, чем перед родами, мне уже не быть!

— Тогда рядом была Ульрика, это огромная разница. А теперь тебя будут окружать только чужие люди. Я даже не смогу с тобой переписываться... Вот если бы можно было оставить тебе хотя бы Готтлиба...

— Вместе с каретой и лошадьми? Их меня прежде всего и стремятся лишить, чтобы, решив бежать, я уходила пешком по снегу... Нет, Флеминг знает, что я этого не сделаю, даже если наберусь сил. Ведь это значило бы обречь на смерть беднягу Винкеля!

Но Амалию это не убедило. Ее посетила новая идея.

— Почему бы не последовать примеру герцогини Целльской, взявшей тебя в Альден? Вместо меня уехала бы ты...

— Можешь не продолжать: это неосуществимо. За твоим отъездом проследят, можешь не сомневаться.

Амалия подошла к зеркалу над комодом, посмотрела на свое отражение и огорченно отвернулась.

— Никогда так не жалела, что совсем не похожа на тебя! Вот если бы я была такой же красавицей...

Аврора обняла сестру, и они замерли, прижимаясь друг к другу, вместе плача и не находя сил остановиться. Взаимная нежность была для них утешением. Наконец, Амалия сжала ладонями лицо Авроры.

— А что, не такая уж плохая идея — заставить меня вернуться! Я поговорю не только с Флемингом, но и со вдовствующей курфюрстиной, а главное, с человеком, которому ты дала все, а он платит тебе тем, что с тобой обращаются как с преступницей!

— Не преувеличивай! — Аврора попыталась улыбнуться. — Я пока еще не лежу на сырой соломе в застенке...

— Только этого не хватало! Клянусь, я ему все выскажу! Если понадобится, я дойду до императора!

Амалия Левенгаупт покинула Гослар следующим утром.

Погода была хуже некуда. Мелкий надоедливый дождь окутал город, как густой туман. Карета медленно, словно нехотя, отъехала от дома...

Аврора осталась одна.

Снег! Он повалил через день и на всю зиму укрыл землю, окутав город и горы вокруг белым одеялом, сгладив все углы, подчеркнув изящество еловых веток, совершенство линий садовой скульптуры. Было холодно, но не морозно, зато можно было по достоинству оценить пышущий жаром очаг, над которым так хорошо было греть озябшие руки... Сельская местность погрузилась в безмолвие, а Гослар с приближением Рождества закипел весельем и деловитостью.