топором на длинной рукояти и сбил его с ног, прежде чем он успел нанести удар. Его лошадь споткнулась, растоптав тело повстанца, но сумела удержаться на ногах, рванувшись дальше вперед.

Первые две турмы слились в одну беспорядочную массу, продвигаясь вперед, прорываясь через линию обороны. Справа от себя он увидел, как крепкий воин-мятежник с кабаньим копьем, твердо воткнутым под его ногой, пронзил ауксиллария в живот, вырвав человека из седла. Его тело врезалось в перекладину за острием оружия, и его конечности на мгновение дернулись, прежде чем воин опрокинул его в сторону на землю, где он вырвал окровавленное копье. Лошадь без всадника поскакала дальше, лавируя между одиночными схватками, пока не вырвалась на открытое место и не помчалась по открытой местности.

Катон рубанул в одну сторону, изогнулся в седле и рубанул в другую, поворачивая лошадь влево и вправо, расчищая путь для Макрона и Гитеция. Он прорвался сквозь скопление легковооруженных повстанцев, которые бросились в сторону, а затем оказался на открытом месте за линией фронта вместе с несколькими бойцами первой турмы, которые собирались развернуться, чтобы продолжить бой.

- НЕТ! - заорал он на них. - Продолжать отход!

Они продолжали двигаться на высокой скорости подальше от поля боя и мчались к дороге, ведущей от северных ворот города. Среди бегущих гражданских лиц была большая группа всадников, ехавших кучками, и Катон легко мог различить шлемы с гребнями и алые плащи Светония, его штабных офицеров и телохранителей, спасшихся из города. Наместник, должно быть, понимал, что любая попытка отразить атаку безнадежна, и что бегство предпочтительнее героической гибели, которая подарила бы Боудикке еще один престижный и ужасный трофей, которым она могла бы размахивать перед своими последователями. Следом за ними шли первые повстанцы, которые преследовали их по улицам, убивая легкую добычу из мирных жителей, а также нападая на всех отставших из небольшого отряда Светония.

Остальная часть Восьмой когорты прорвала линию врага, хотя и ценой некоторых потерь, и теперь воссоединилась со своими товарищами, направлявшимися к дороге. Катон направил своего коня вместе с Тубероном и выжившими бойцами первой турмы и взял на себя управление направлением их движения. Хаос и побоище на дороге убедили его отвести когорту на небольшое расстояние в сторону, где бы они не расстроили свои порядки.

Пока они скакали дальше, их уши заполнились испуганными криками, доносившимися неподалеку. Катон видел, как трое повстанцев зарубили семью своими длинными мечами. Отец бросился вперед перед своей юной дочерью и был сбит ударом в шею, который почти отрубил ему голову. Убив остальных, бритты прижали девушку к земле, а первый из них воткнул в землю меч и спустил штаны. Дальше группа мятежников грабила телегу, вокруг которой лежали окровавленные тела ее владельцев. Неподалеку стояли спиной к спине два пеших ауксиллария, против которых сгрудились по меньшей мере десять противников. Когда первый был пронзен копьем в правый бок, повстанцы набросились на его товарища, яростно нанося удары мечами и топорами. Оргия насилия была наполнена мстительной жаждой, свидетелем которой Катон раньше не был, и он отвел взгляд и погнал своего скакуна.

Первые лучи восходящего солнца протянулись над горизонтом, отбрасывая длинные тени в аляповато-розовом зареве, что только добавляло ужаса происходящему. Через километра три по дороге Катон увидел, что они обогнали всех, кроме горстки всадников, и враг прекратил преследование, радуясь своему последнему кровавому триумфу. Он остановил отряд, как только они вышли на дорогу на возвышенности, и повернул назад, чтобы увидеть, что в павшем городе уже полыхают первые пожары. За Веруламиумом он смог увидеть огромную, неуправляемую колонну армии Боудикки, ползущую на север по пологому холмистому ландшафту.

Туберон покачал головой.

- Как мы можем когда-либо надеяться победить это? У нас не было бы шансов, даже если бы у нас было вдвое больше солдат в Британии. Нам конец. Можно сразу положить себе монеты на глаза.

- Закрой свой рот, - рявкнул Катон, затем понизил голос и продолжил яростным тоном. - Не смей изрыгать такую пораженческую чушь перед парнями. Возьми себя в руки, центурион.

Туберон успокоительно набрал воздуха и кивнул.

- Так-то лучше. Теперь собери людей и приготовь их к маршу.

Центурион развернул своего коня и поскакал назад вдоль колонны, чтобы уговорить усталых людей перестроить свои ряды.

- Этот малый что-то теряет хватку, - прокомментировал Макрон, поддерживая Гитеция в седле. Ветеран крепко сжимал одну из лук седла правой рукой, а левая безжизненно лежала на бедре.

- Туберон достаточно приличный офицер. Он просто близок к пределу своей выносливости, как и все мы.

- Если ты собираешься стать центурионом, ты устанавливаешь свой предел за пределы того, что могут вынести остальные люди.

- Справедливо, - признал Катон. - Как поживает старик?

Гитеций нахмурился.

- Старик все еще способен говорить за себя. Я не какой-то немощный старец. У меня еще осталась одна приличная рука, и я вышибу тебя из седла, если ты будешь обращаться со мной так же.

Катон поднял руку, чтобы успокоить ветерана, и устало улыбнулся.

- Прошу меня простить, центурион. Мы осмотрим эту рану, как только присоединимся к остальной части колонны.

Гитеций кивнул, затем поморщился, прежде чем совладал с болью и стиснул челюсти.

Они подождали, пока их догонят отставшие из других когорт, и тогда Катон отдал приказ продолжить отступление. Когда они шли на север к назначенному месту встречи, ясное небо позади них было запятнано клубящимися столбами дыма, поднимавшимися из Веруламиума.

 

 

*************

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА XXI

 

Прошел час или около того после полудня, когда они нагнали Светония и большинство выживших из других подразделений колонны. Они догнали отставших, некоторые шли пешком, ведя хромых или раненых лошадей, а других потеряли скакунов вовсе, и они продолжали попадаться в течение следующих часов. Наместник и его свита сидели за столиками возле заброшенной придорожной таверны. Рука трибуна Агриколы была на окровавленной перевязи, а у некоторых других были повсеместные повязки. Лекарь лечил рану на руке пропретора и был занят наложением последнего шва, когда Катон спешился и совершил свой доклад.

- Восьмая потеряла тридцать четыре человека, господин. Хотя, возможно, еще, думаю, найдутся те, кто ушел другим путем и могут появиться позже.

- Тридцать четыре? По сравнению с остальными из нас, ты отделался легко. Сомневаюсь, что половина колонны пережила это ужасное утро.

Катон оглянулся на людей и лошадей, окружавших гостиницу. Многие были ранены, а некоторым все еще оказывали помощь хирурги. Остальные выглядели изношенными до самых костей, и в них царило унылое спокойствие, которое часто бывает в побежденных войсках с низким моральным духом. Офицеры, окружавшие командующего, вели себя так же, и он не мог не задаться вопросом, как люди в таких условиях могли надеяться одержать