— Во время Рождества, — сказал он, — мы часто молимся у алтарей. Не хотите ли вы получить отпущение грехов, чтобы вы могли присутствовать при богослужении с миром в душе.

Анжелика, сначала изумленная этим предложением, поспешила принять его с благодарностью.

Она опустилась на колени и прочла покаянную молитву, а отец де Мобеж перекрестил ее и дал ей отпущение грехов.

— Это — до начала поста, — уточнил он.

Анжелика была благодарна отцу де Мобежу. Если бы были только такие пастыри, как он, наверно, весь Китай признал бы Христа, его проповедь любви, терпимости и высшей мудрости.

— Отец мой, — попросила она, — Монсеньер епископ советовал мне найти себе исповедника. Мне бы хотелось ему сказать, что я ваша кающаяся.

— Скажите это Монсеньеру, мадам, — ответил настоятель иезуитов, кивнув по-китайски головой, — я в вашем распоряжении.

* * *

Пришло Рождество. Закат этого святого дня угасал в голубоватой морозной дымке. Во всех окнах зажигались свечи, а над дверями заканчивали приколачивать в форме звезды еловые ветви.

На улице стояли запахи рождественского ужина. Десять часов вечера. В храмы идут семьями, неся с собой фонари. Скорее по традиции, чем по необходимости. Эта зимняя ночь в Канаде сияла. Серебряный диск луны посылал свои лучи на чистейший снежный покров, на котором чернели островерхие крыши домов и храмов.

Из освещенного собора доносились звуки органа. Казалось, они доносились из молчаливых просторов, стремящихся соединиться с людьми во всемирном ликовании. Казалось, что светлые ангелы поют небесными голосами.

Весь город и все поселения вдоль по реке были на улицах.

На санях, на снегоступах, пешком — все обитатели поселений выходили из лесов и прибывали либо по Большой Аллее, либо по улице Святого Иоанна или Святого Людовика.

Они шли в сопровождении музыкантов, которые, войдя в город, начали играть на различных народных бретанских инструментах. Прийти послушать торжественную рождественскую мессу в соборе Нотр-Дам Квебека — это был праздник, который могла отменить только снежная буря.

Пришли и обитатели Орлеанского острова. Обычно они мало общались с «континентом». Они неохотно покидали свой остров, даже свои жилища, где они жили семейными кланами. Их остров был их королевством. У них была репутация колдунов, потому что в разных сторонах острова люди сообщались между собой при помощи индейских дымов и потому что летом на берегу виднелись блуждающие огни. Их главной представительницей была Элеонора де Сан-Дамьен, владетельная дама, у которой был уже четвертый муж. Очень красивая, черноглазая, говорили, что она происходит из Аквитании, и гасконцы, которые не были еще с ней знакомы, пришли ей представиться, в том числе и граф де Пейрак, которого представил де Фронтенак.

В эту рождественскую ночь жители, приехавшие из разных провинций Франции, показывали свои традиционные наряды. Многие женщины надели костюмы местности, из которой они происходили, — самые красивые наряды своих бабушек и матерей — их свадебные вещи, вышитые передники, броши, юбки и кофты. И Сюзанна, молодая женщина, родившаяся в Канаде, была одета в плащ из красного сукна толщиной в экю, традиционный подарок для новобрачной со времени средневековья, для приобретения которого иногда разорялись. Ее муж, эмигрировавший из Франции, когда он был молодым холостяком, привез для своей будущей жены это красивое старинное одеяние. Много поколений оно переходило к старшему сыну в роду.

Не сговариваясь, люди собирались «землячествами», узнавая друг друга по говору, по акценту. Аквитанцы, нормандцы, бретонцы, вандейцы и жители других прибрежных областей, из которых вышло много иммигрантов, а также и парижане, очень различные по характеру, но сближенные большим городом — Парижем, в тени которого они родились.

Рыцари Мальтийского ордена, четыре или пять его собратьев, которые жили в Квебеке, собрали вокруг себя военных и старых солдат, которые воевали в Средиземноморье. После третьей мессы они собирались пойти выпить турецкого кофе в заведении Левантинца. Члены знатных семей, происходивших от первых поселенцев, из которых многие еще были живы, с важностью патриархов заняли свои скамьи.

Так, лицом к алтарю, расположилось общество Квебека. Восковые ангелы в шелковых одеяниях и больших завитых париках парили на концах нитей над младенцем Иисусом в колыбели, над одетыми в великолепные облачения Девой Марией и Святым Иосифом. На шесть дней позже туда поместят царей волхвов. Осел и бык были вырезаны из дерева и покрашены один в серый, другой в рыже-коричневый цвет. Это были произведения столяра ле Бассера и художника брата Луки Две скрипки и флейта играли менуэты в то время, когда не звучали орган и хор.

В полночь красивый голос городского геральда пропел: «Родился божественный младенец, играйте, гобои, пойте, волынки», и всем этот голос понравился больше, чем когда он оглашал приказы, стоя на своем перевернутом бочонке.

С подобающей торжественностью отслужили три мессы.

Однако несколько раз участникам мессы приходилось греть руки у маленькой жаровни, выполненной в форме кадильницы и расположенной сбоку от алтаря.

Холод был жесток, но благочестие его превозмогало. На последнюю мессу мадемуазель д'Уредан принесли в портшезе. Мадам де Меркувиль прислала его ей со своими лакеями. Она оставалась в портшезе, который поставили слева перед статуей Св. Иосифа. Ей завидовали, она поставила туда грелку с кипятком, что спасало ее от ледяного холода церкви, с которым напрасно боролись несколько печей и множество горящих свечей. Мадемуазель д'Уредан видела всех, весь спектакль. Она собирала воспоминания на целый год.

После последнего благословения верующие, замерзшие, усталые, жаждущие обрести теплые дома и полные столы, бросились к выходу. Вскоре стало невозможно пройти.

Над толпой было слышно ржанье лошадей, которые ожидали на площади.

Анжелика потеряла из виду своих спутников. Онорина и Керубин, которых несли Иоланта и Адемар, уже спускались по лестнице и шли домой.

Анжелику оттеснили к боковой двери. Духовенство, сняв облачения, также, вышло.

Епископ хотел пройти до семинарии вместе с толпой верующих. Анжелика терпеливо ждала, опершись о косяк двери, разглядывая при свете фонарей лица знакомых, красные и закутанные. Они весело переговаривались.

В этот момент она почувствовала, что ее крепко обняли за талию. Она подняла глаза, готовая наказать наглеца, и узнала взгляд голубых глаз герцога де Вивонна.

— Соизволите ли вы наконец узнать меня, прекрасная богиня Средиземноморья?

Он наклонился к ней с улыбкой, наполовину вкрадчивой; наполовину насмешливой.

Он воспользовался толчеей этой ночи, толпой, подгоняв. мой холодом и увлеченной другими развлечениями, чтобы подойти к ней, что он не решался ранее сделать публично.

Она молчала, он настаивал.

— Я знаю, вы меня узнали. Я был бы в отчаянии, если бы нет.