Тщательно разработав план покушения, он пошел исповедаться. Исповедь всегда доставляла ему удовольствие: стоя на коленях перед священником, он как бы заново переживал испытанное.

Он не хотел рассказывать священнику о своих планах, но не мог не вспомнить о них, когда отец Диего де Хавес торжественным голосом спросил у него:

– В чем вы желаете исповедаться, сын мой?

Карлос облизнул пересохшие губы. Одержимый идеей отцеубийства, в исповедальне он вдруг испугался. Прежде он говорил себе, что его поступок будет даже не убийством, а казнью, справедливым возмездием. Но сейчас ему представилось необходимым получить отпущение грехов. Он не хотел гореть в аду, если на небесах его великое деяние сочтут обыкновенным преступлением.

В конце концов, решил он, этот несчастный священник не осмелится выдать его. Он сказал:

– Я собираюсь убить человека и хочу получить отпущение грехов.

– Сын мой! Вы задумали убийство и говорите о прощении? Это неслыханно!

– Мне нужно отпущение грехов, а не ваши разглагольствования! – прикрикнул на него Карлос.

– Сын мой, убийство – смертный грех. Вы не только собираетесь совершить его, но и заранее требуете прощения! Подумайте, о чем вы говорите.

– Делайте, что вам приказано. Я принц, мне все можно.

– Сир, Господь выше всех принцев на свете.

– В таком случае, Господь простит меня, потому что Он знает, какого порочного человека я намереваюсь убить.

Отец Диего взмолился о том, чтобы ему были даны силы спокойно разговаривать с наследником престола, чье безумие, очевидно, перешло в новую стадию. Затем он сказал:

– Кого вы собираетесь убить? Я должен знать, прежде чем отпустить вам этот грех.

– Этот человек занимает очень высокое положение.

– Мне необходимо знать его имя. Так же, как и всех, кто вместе с вами участвует в заговоре.

– Это не заговор. Я один убью его. Ну давайте же, отпускайте мне грехи! А не то я живо разделаюсь с вами, святой отец.

– Я должен знать имя человека, на которого вы готовите покушение.

– Хорошо, вы его узнаете. Этого человека зовут Филипп. Он – король Испании!..

Эти слова нелегко дались Карлосу. Произнеся их, он упал без чувств.

Священник позвал на помощь, а чуть позже послал гонца к королю.

Весь следующий день Карлос ни с кем не разговаривал и ничего не ел. Он никак не мог вспомнить, что сказал накануне тому священнику.

Он лежал на постели. Под покрывалом он спрятал две шпаги – обе обнаженные, готовые к бою. Под подушкой лежали два заряженных пистолета. Карлос дрожал от возбуждения. Что же он все-таки сказал священнику?

В передней послышались голоса. Одной рукой он нащупал рукоять шпаги. Другую сунул под подушку.

Дверь распахнулась – в комнату бесцеремонно вошли несколько человек. Среди них был граф Ферийский.

Карлос приподнялся.

– Как вы смеете без предупреждения врываться ко мне! – закричал он. – Что вам здесь нужно?.. Эй, стража! Ко мне! Арестовать этих людей!

Граф Ферийский подошел к его постели и сдернул покрывало. Затем, прежде чем Карлос успел опомниться, одной рукой отшвырнул в сторону обе шпаги, лежавшие на простыне, а другой надавил на подушку. Подошедший солдат осторожно вынул из-под нее два пистолета.

– Как… как вы посмели! – задыхаясь от злости, прохрипел Карлос. – Вы забыли, что… я сын короля!

В этот момент в комнату вошел Филипп. Отец и сын с ненавистью посмотрели друг на друга. Карлосу показалось, что он еще никогда не встречал такого сурового выражения лица и таких холодных, безжалостных глаз, какие сейчас видел перед собой.

– Что… что угодно Вашему Величеству? – пролепетал он. Вместо ответа Филипп повернулся к людям, стоявшим за его спиной.

– Я передаю принца дона Карлоса в ваши руки, – сказал он. – Не выпускайте его из этой комнаты. Не выполняйте его распоряжений, прежде не посоветовавшись со мной. Держите его под домашним арестом.

– За что? – закричал Карлос. – Что я такого сделал? Я ведь не убил вас! Меня предали… Вы не можете так обращаться со мной!..

– Мне больше нечего сказать, – отрезал Филипп. Он направился к двери.

Карлос, не слезая с постели, встал на колени.

– Отец! – взмолился он. – Прошу вас… не держите меня под стражей. Дайте мне свободу! Если меня не выпустят отсюда, я убью себя!

– Себя убивают только сумасшедшие, – через плечо бросил Филипп.

– Я не сумасшедший… я всего лишь доведенный до отчаяния несчастный человек. Меня не любит никто, кроме… кроме… кроме тех, кого не пускают ко мне. Но это не меняет их любви ко мне! И вы ничего не сможете поделать… я всегда буду между вами! Я молод, король Филипп! Молод – а вы уже старитесь. Вам никуда от меня не деться… я обязательно кого-нибудь убью!.. Хотя бы – себя самого…

Уже подойдя к двери, Филипп оглянулся. Он уже принял решение, и Тайный Совет согласился с ним. Сейчас ему всего лишь хотелось в последний раз посмотреть на сына.

* * *

Узнав о заключении Карлоса под стражу, Елизавета потупилась. Затем, не глядя на супруга, спросила:

– Могу я видеть его?

– Разумеется, нет.

– Я могла бы помочь ему. Он хорошо относился ко мне.

– Я знаю, – нахмурившись, сказал Филипп. Она подняла голову.

– Что с ним будет?

Филипп не ответил, но по ее расширенным от ужаса глазам понял, что она прочитала его мысли.

Ей хотелось закричать: «Филипп, вы не посмеете! Не посмеете убить вашего собственного сына!» Но она помнила слова клятвы, произнесенной им на аутодафе в Вальядолиде: «… и если мой сын станет еретиком, я сам принесу хворост и подожгу под его ногами». И думала, что он не сможет выполнить это обещание.

Она не высказала своих мыслей вслух – отчасти ему все-таки удалось сделать из нее испанку.

Больше они ничего не могли сказать друг другу. Между ними стоял Карлос.

Магистр Оливарес пожелал говорить с королем наедине.

– Ваше Величество, принц Эболийский довел до моего сведения некоторые свои соображения относительно дона Карлоса.

– В каком состоянии он застал моего сына?

– Сир, ваш сын очень болен – неизлечимое помутнение рассудка.

– А физически?

– Едва держится на ногах. Ваше Величество, принц Эболийский распорядился дать дону Карлосу один препарат, применение которого, как он сказал, согласовано с вами.

– Считайте, что принц Эболийский действовал от моего имени.