Я вновь превратился в консультанта. На совещаниях обсуждались вопросы международной экономики, изменение цен на нефть и иные энергоносители, перспективы социального страхования, дерегулирование, махинации в сфере бухгалтерского учета, проблемы корпораций Fannie Мае и Freddie Mac, а также денежно-кредитная политика. Многие идеи, которые я продвигал, изложены в следующих главах.

Администрация Буша совсем не походила на реинкарнацию администрации Форда, как показалось мне поначалу. Теперь в управлении доминировала политическая составляющая. Как председатель ФРС я представлял собой независимую силу и был довольно заметной фигурой, однако меня явно не считали частью узкого круга, к которому, впрочем, я и не желал принадлежать.

Вскоре стало понятно, что в администрации нет места жестким противникам дефицита бюджета вроде Пола О'Нила. Инициативы, на планирование которых мы с ним потратили немало времени, — введение личных счетов в сфере социального страхования и новый закон об ответственности генеральных директоров — были встречены не лучше, чем условия, на которых мы настаивали на первом этапе снижения налогов. Прямолинейный Пол поссорился с администрацией, которая хотела прежде всего лояльности правительственному курсу. Большую часть времени, которое Пол проработал в должности министра финансов, он был на ножах с экономическими советниками Буша, и в первую очередь с Ларри Линдсеем, основным творцом программы снижения налогов. После выборов 2002 года оба ушли в отставку. Пола сменил очередной бывший генеральный директор, глава крупной железнодорожной компании CSX Джон Сноу. Джон оказался лучшим администратором, чем Пол. и к тому же был более обходительным и красноречивым, когда речь шла об экономической политике, а в Белом доме хотели от министра финансов именно этого.

Мы с президентом продолжали активно общаться, как и в то первое утро в отеле Madison. Несколько раз в год он приглашал меня отобедать в его личных апартаментах, обычно вместе с вице-президентом Чейни, Энди Кардом и одним из экономических советников. На этих встречах, как и на самой первой, в разговорах о глобальных экономических тенденциях и проблемах солировал в основном я. Увлекшись, я забывал о еде и в конце концов прихватывал что-нибудь с собой, чтобы заморить червячка в офисе.

За те пять лет. которые мы проработали вместе, президент Буш был верен своему обещанию не вмешиваться в работу ФРС. Поскольку большую часть времени мы держали краткосрочные ставки на очень низком уровне, у него не было повода жаловаться. Но даже в 2004 году, когда экономический рост возобновился и Комитет по операциям на открытом рынке начал повышать процентные ставки, Белый дом воздерживался от комментариев. Между тем президент, видимо, не просто терпел, а конструктивно воспринимал мои критические замечания в отношении его финансово-бюджетной политики. Не прошло и месяца с момента моих критических выступлений по поводу очередного снижения налогов, как он объявил, что намерен в пятый раз назначить меня на должность председателя ФРС. Это было полной неожиданностью, поскольку четвертый срок моего пребывания в этой должности истекал только через год.

Кроме того, администрация последовала рекомендациям ФРС по стратегии оздоровления финансовых рынков. Еще более важными в 2003 году были усилия, направленные на ограничение инвестиционных портфелей корпораций Fannie Мае и Freddie Mac, которые конгресс наделил правом поддерживать рынок ипотечного кредитования. Де-факто они получили дотацию в форме процентных ставок с очень низкими премиями за кредитный риск по долговым бумагам — на финансовых рынках были уверены, что в случае дефолта дядя Сэм придет на помощь. Благодаря такой дотации Fannie Мае и Freddie Mac получали огромные прибыли и быстро росли. Однако со временем их деятельность привела к деформированию рынка и превратилась в проблему. Эти корпорации использовали опытных лоббистов и имели влиятельных сторонников в конгрессе. И хотя применение жестких мер не сулило президенту Бушу политических выгод, он поддержи* вал ФРС на протяжении двухлетней борьбы, которая привела к осуществлению жизненно важных реформ.

Больше всего меня удручало нежелание президента положить конец неконтролируемым расходам. Не так давно мне представилась возможность оценить изменение финансового положения Соединенных Штатов с января 2001 года, когда нынешняя администрация приступила к выполнению своих обязанностей. Я проанализировал состояние бюджета вплоть до сентября 2006 года с учетом текущей политики, т.е. действующего законодательства и бюджетной практики. Сравнив предварительные оценки Бюджетного управления конгресса с результатами, я обнаружил, что запланированный на конец сентября 2006 года объем государственного долга составлял $1,2 трлн, фактически же он достиг $4,8 трлн. Это довольно крупный просчет. Безусловно, сокращение доходов объяснялось в значительной мере тем, что Бюджетное управление не учло снижения поступлений от налога на прирост капитала в связи со спадом на фондовом рынке. Однако к 2002 году администрация и конгресс уже знали, что происходит, но почти не изменили свою политику.

Другая причина падения доходов — избранный курс: снижение налогов и повышение расходов. Затраты на войну в Ираке и борьбу с терроризмом не могут объяснить этот разрыв. По оценкам Бюджетного управления конгресса, ассигнования на то и другое в 2006 финансовом году в совокупности составили $120 млрд. Это крупная сумма, но страна, ВВП которой достигает $13 трлн. покрыла бы эти расходы без труда. Федеральные расходы на национальную оборону, которые в 2000 финансовом году были рекордно низкими за последние 60 лет — 3% ВВП. — в 2004 году возросли до 4% и оставались на этом уровне до 2006 года, когда они достигли 4.1%. (Для сравнения: расходы на национальную оборону в разгар войны во Вьетнаме составляли 9,5% ВВП, а во время войны в Корее — более 14%.}

Однако в гражданском секторе так называемые дискреционные расходы намного превысили прогнозы, которые были сделаны в начале нового тысячелетия в условиях значительного профицита. Больше всего обескураживал принятый в конце 2003 года закон об отпускаемых по рецепту лекарственных средствах. Вместо того чтобы осуществить давно назревшие преобразования программы Medicare, планировалось в течение 10 лет увеличить огромные неконтролируемые расходы данной системы еще на $500 млрд. Такой шаг позволял президенту поставить галочку напротив еще одного предвыборного обещания, но не объяснял, откуда взять необходимые средства.

Это было не одиночное событие. С тех пор. как конгресс и администрация санкционировали на 2004 год дефицит федерального бюджета, превышающий $400 млрд. республиканцы пытались оправдать отказ от либертарианского идеала «небольшого правительства». «Оказалось, что американский народ не желает значительно ограничивать правительство», — писал конгрессмен Джон Бейнер из Огайо, излагая позицию своей партии сразу после принятия закона о лекарственных средствах. Именно благодаря Бейнеру республиканцы за девять лет до этого взяли под контроль палату представителей, однако теперь, по его словам, партия столкнулась с «новыми политическими реалиями». О сокращении размера правительства речь теперь уже не шла, в лучшем случае следовало надеяться на то, что оно будет расти не так быстро. «Республиканцы смирились с этими реалиями, воспринимая их как издержки власти большинства», — утверждал он. Бейнер и другие партийные лидеры проталкивали мысль о том, что новой целью должно стать более многочисленное, однако более эффективное правительство. Первого они добились, но второго — нет.