В комнате повисло молчание — все задумались.

— Подходит, — произнес наконец Грант.

— Белый полуостров. — Джексон недоверчиво покачал головой. — Не могу не поздравить вас, профессор, — в этот раз вы вернулись с добычей.

— Это ничего не значит, — предостерег Грант. Но он и сам себе не вполне верил. — Даже если карта верна, все равно эта территория занимает несколько миль, может, даже не один десяток. И тоже принадлежит Советскому Союзу, — прибавил он сурово.

— Значит, мы должны попасть туда как можно скорее.

— А Марина? Теперь, когда мы знаем, где храм, мы можем отдать табличку.

Рид кивнул, но Джексон смотрел на Гранта тяжелым взглядом. Лицо его приняло суровое выражение.

— Коммунистам мы ничего не отдадим — до тех пор, пока щит благополучно не окажется в Теннесси. И уж точно не отдадим ничего, пока он лежит в пещере на советской территории.

Грант пристально посмотрел на него:

— Ты же не бросишь Марину. Особенно после того, что она для нас сделала.

И шагнул к американцу. Джексон в притворном жесте покорности поднял руки.

— Хорошо, хорошо. Только не ломай мне больше нос, ладно? Я просто хочу сказать, что нам надо тщательно все обдумать. Не сбрасывать же тузов, чтобы взять в прикупе даму.

— Она не карта, Джексон. Все, что сделают с ней русские, я потом проделаю с тобой.

— Хорошо. — Джексон глубоко вдохнул и сел на стул. — Давайте не будем забывать — мы все на одной стороне и все хотим одного.

— Неужели?

— Да. Я тоже хочу вернуть Марину, честное слово. Она хорошая девушка. Но поверь, если русские доберутся до щита, ты об этом узнаешь в самых худших из всех вообразимых обстоятельств. Так что нам нужно все. Который час?

Грант еще раз посмотрел на свои часы:

— Начало пятого утра.

— А мы должны встретиться с Курчатовым в шесть часов вечера, правильно? — Джексон склонился над картой и померил расстояние пядью. — Четыреста пятьдесят миль. Самолет Курчатова по-прежнему у нас. Если мы вылетим сейчас, то будем там к рассвету. Если щит там, бисматрон нас к нему выведет. Мы выхватим его из-под носа у русских и улетим, пока они соображают, в чем дело. В общем, удерем и вернемся к вечеру, как раз чтобы обменять у Курчатова табличку на Марину.

— А если мы вовремя не вернемся?

Джексон пожал плечами:

— Значит, у всех нас будут проблемы посерьезнее, чем встреча с Курчатовым.

Черное море к востоку от Керченского пролива.

7 час. 58 мин.

Подняв фонтан водяной пыли, самолет сел на воду под сланцево-серым небом. Из моря вставали утесы — ослепительно белые, а за ними поднимались еще более высокие стены гор. В приближении к чужому берегу, во всей этой ситуации Грант ощущал нечто странно знакомое. Но одно дело в военное время или, скажем, месяц назад, когда он выгружал оружие на том судьбоносном берегу в Палестине, — тогда он ощущал некое оживление, прилив энергии, чего вовсе не было сейчас, потому что его не отпускало какое-то тревожное безразличие и даже прыгающая лодка казалась ему мертвой. Ему хотелось надеяться, что это не дурной знак.

Они подошли к скалам и сбросили скорость, осматривая берег в поисках места, где можно причалить. Над ними кружили чайки, с пронзительными криками они пикировали с утесов и ныряли в море. Грант заметил, как одна из них вынырнула с бьющейся в клюве рыбиной; с птицы слетали брызги воды, пока она, хлопая крыльями, набирала высоту. Он вспомнил рассказ Сорселя о том, как птицы чистили храм, обрызгивая его водой со своих крыльев, и вздрогнул.

За три часа до этого, еще перед рассветом, они собрались на причале перед неприметным пакгаузом на азиатском берегу Босфора. Под оранжевым светом натриевых ламп сеял мелкий дождик, покрывая ржавое железо и потрескавшийся бетон свежим блеском. Где-то вдали стучали двигатели корабля, воздух пах угольным дымом и машинным маслом — вполне подходящее начало путешествия в иной мир. Перед самым их вылетом рядом со сходнями затормозил грузовик. Гранту запомнилось, как зашипели его шины на мокром причале. Выпрыгнули три человека в полевой форме. Двое из них быстро перетащили полдесятка вещмешков из грузовика на советскую летающую лодку, а третий подошел поприветствовать путешественников.

— Лейтенант Ковальски, морская пехота Соединенных Штатов. — Он начал поднимать руку, чтобы отдать честь, но вспомнил приказ и превратил жест в неловкое рукопожатие.

— Джексон. А это Грант.

Лейтенант пожал руку Гранту и посмотрел на Рида:

— А это кто — Линкольн?[63]

— Я попросил подкрепления в посольстве, — пояснил Джексон. — Это все, что они мне могли предоставить в такое-то время суток. Думаю, Курчатов, раз уж ему так нужна табличка, следить за нами не перестанет. Мне бы хотелось, чтобы у нас нашлось чем ответить, если он опять появится.

Грант оглядел пустынный причал, раздумывая о том, что могут скрывать тени за оградой из цепей.

— Если повезет, он не узнает, куда за нами бежать.

— У него Марина, а она уже знает про работы Филострата.

— Она ничего не скажет.

Джексон посмотрел на него так, словно собирался что-то сказать, но потом передумал.

— Будем надеяться.

— Вон там.

Скалы ближе к концу мыса расходились. Грант начал искать ивы или тополя, но не увидел ничего, кроме зарослей камыша, тихо качавшихся позади галечного пляжа. За ним лежала маленькая лагуна, спрятанная под мышкой у пляжа, но открытая с той стороны, где в море выходил мелкий проток. Они подвели к нему самолет. Над ними нависли белые скалы, и шум пропеллера отражался эхом от высоких утесов, барабаня по ушам. Проток оказался таким узким, что Грант всерьез опасался, как бы не сломать крыло о камень или не налететь на него под ударом волны.

Летающая лодка осторожно вошла в лагуну и остановилась на спокойной воде. Пассажиры выпрыгнули в пену у кромки воды, оскальзываясь и оступаясь на камнях, которые выскакивали у них из-под ног. Люди Ковальски закрепили лодку и выгрузили свое оборудование. Пока они были заняты, Грант поднялся по галечному откосу к тыльной стороне пляжа. Там он увидел узкий овраг, заросший деревьями и кустами. Из оврага в лагуну бежала маленькая речушка.

К нему подошел Рид. Даже здесь, на просторах Советского Союза, он был аккуратно одет — костюм, жилет, галстук. Единственной уступкой полевым условиям были ботинки, черные армейские ботинки, которые как-то неуместно торчали из-под твидовых брюк.

— Храмы героев часто вызывали бурный рост флоры вокруг. Считалось, что это свидетельство того, насколько благоприятно сказывается присутствие героя на плодовитости.