Отчетливо понимая, что Джайлз запрет ее в Бирневуде еще до наступления рассвета, если Эмма выполнит свою угрозу, София решилась на компромисс. Хотя бы на словах.

— Твой план и вправду лучше, Эмма. Если они застанут меня сегодня дома в постели, то он, возможно, успокоится и перестанет следить, как коршун. И даст нам передышку, которая необходима как воздух, чтобы улизнуть. Да, так действительно будет лучше.

Эмма согласно закивала головой. Она заметно повеселела от того, что София согласилась взять ее в Париж. Деловито копаясь в своей сумке, она нашла и кинула Софии чистую тряпку.

— Лучше вам стереть боевую раскраску с лица. Мы уже скоро приедем.

Только успела София стереть с лица макияж, как Оливер остановился и высадил подруг на дороге неподалеку от особняка Ларкхолл-Мэнор. Оставалось лишь перейти поле. Вскоре они бесшумно прошмыгнули в дом через боковую дверь, которую предусмотрительно оставили незапертой.

Они пожелали друг другу спокойной ночи, и София отправилась в свою спальню, чтобы приготовиться к роли больной. А Эмма заняла пост в библиотеке, чтобы дождаться возвращения леди Ларкхолл.

Хотя в принципе София не возражала против плана Эммы, она не собиралась действовать так, как настаивала подруга. И Эмма целее будет, и Джайлзу задурят голову, поэтому София направилась в спальню лишь для того, чтобы выполнить свою роль, а затем…

Как только тетя Селия и Джайлз уйдут, убедившись, что она отдыхает, она тут же выскользнет из спальни и в карете отправится к побережью, где ее уже ожидает пакетбот.

Если повезет, то заверения Эммы, что больная крепко спит и не стоит ее беспокоить, могут дать ей выигрыш во времени. Это было бы замечательно, и не пришлось бы разыгрывать еще одну сценку.

В темной спальне она быстро сбросила с себя накидку и подумала, что не мешало бы ей вымыться, прежде чем ложиться в постель. Но вдруг застыла посредине комнаты: она заметила у окна темную фигуру. Джайлз немедленно поднялся.

— Чувствуете себя уже лучше? — спросил он, зажигая свечу.

София опустила глаза на дорогое платье, которое надела для визита к лорду Перси, и на маску в руке.

— Я подумала, что, возможно, прогулка…

Он быстро шагнул к ней и поднял ее руку, все еще сжимавшую белую маску из шелка.

— Не обманывайте меня. Ну? Где оно?

— Что оно? — переспросила она.

— То, что вы украли сегодня. Добыча. Где она и у кого вы ее стащили?

Ее рот вытянулся в тонкую линию.

Джайлз знал это выражение. Оно означало, что информацию от нее получить будет трудно, если вообще удастся.

Он отпустил ее руку и прошел к двери. Закрыв дверь на ключ, снова повернулся к Софии.

— А теперь расскажите мне, что вы намеревались сделать, иначе я немедленно отвезу вас в Бирневуд и прослежу, чтобы комнату в башне надежно заперли на месяц.

Она стояла, напряженная и молчаливая, золотая вышивка на ее платье поблескивала в свете свечи.

Джайлза бесило её молчаливое упорство. Она отказалась довериться ему и не позволила оказать ей помощь. Но он не мог разрешить ей продолжать играть своей жизнью, как и она не могла повернуться спиной к судьбе своих родителей.

И тут истинный смысл девиза семьи д’Артье дошел до него во всей его простоте.

Для любящих не существует преград.

Его злость мгновенно исчезла, как только он понял, что сам подтолкнул ее к неразумным действиям, к рискованному предприятию под покровом ночи. Она должна была добыть собственные средства для спасения родителей. И она не решалась принять его помощь из-за непонятных ему страхов за его жизнь. Она легко шла на риск собственной жизнью, чтобы спасти жизнь любимых, в том числе и его.

Но она должна наконец понять: любовь стоит таких бескорыстных жертв лишь тогда, когда разделяется двумя любящими.

— Если тебе необходимо поехать в Париж, то я поеду с тобой.

Она вскинула на него глаза, на лице было написано подозрение.

— Нет.

— Тогда я поеду вслед за тобой и буду держать в поле зрения. Разве не лучше точно знать, где я, чем бояться, что я выпрыгну, словно чертик из табакерки, в самый неподходящий момент и погублю тщательно подготовленную операцию, как это случилось у дома Дантона. Сама видишь, что лучше тебе взять меня с собой.

София покачала головой и печально ответила:

— Если я соглашусь на это, ты погибнешь.

«А ты подумаешь, что я выдала тебя». Кошмарные видения из ее сна так и закружились перед нею. Она закрыла глаза, пытаясь прогнать эти ужасы.

Но даже с закрытыми глазами ей не удалось избавить воспаленное воображение от жуткого видения: окровавленное тело Джайлза.

— А как ты сама, София? — прошептал он в ее ухо. — Кто защитит тебя? Кто спасет твою шею от острого ножа гильотины?

Ее ресницы затрепетали, она открыла глаза. Он стоял всего в дюйме от нее.

— Я не позволю вам умереть, — прошептала она.

— Я и не собираюсь умирать. Я поеду в Париж не умирать, а спасать твоих родителей. Мы будем выручать их вместе.

Его руки нежно обняли ее за плечи и повернули лицом к себе. Он шаловливо потянул за прядки ее парика.

— С этого дня всегда будем только мы. Не просто ты или я, а — мы. Мы связаны узами, как муж и жена. Но если мне суждено умереть, то прежде чем это случится, я очень хотел бы увидеть тебя без маски, без макияжа и прочих ухищрений, которыми ты всегда отгораживаешься от меня.

Тело Софии, нервы ее были напряжены, и все в ней весьма настоятельно заявляло о желании его объятий. Ну что ей делать со своим сердцем, своим телом, которые жаждали быть с ним?

Его ладонь обхватила ее подбородок, медленно поворачивая ее лицо к себе, чтобы их губы могли слиться в поцелуе.

Как только его губы коснулись ее губ, София поняла, что пропала. Она согласится на все что угодно, только бы он не переставал так целовать ее. А его губы уже нетерпеливо покусывали ее нижнюю губку, пока она не приоткрыла рот. Его язык рванулся вперед и обхватил ее язык.

Да! Она действительно хотела провести эту последнюю ночь в объятиях Джайлза. Хитрила сама с собой, оправдываясь, что это всего лишь знак благодарности за спасение Люсьена и его семьи и, конечно, за великодушное предложение отправиться с ней в Париж. Но прекрасно понимала, что это гораздо больше, чем благодарность.

Ей хотелось открыто признаться ему, что она его любит.

Но слова застряли в горле, потому что если бы они вырвались, то связали бы их крепче любой клятвы, ибо выразили бы такое глубокое чувство, сильнее которого нет ничего на свете. Если она признается в том, что любит его, то ей придется впустить его в свою жизнь.

А в настоящий момент любить Джайлза означало для нее оставить его в Англии.