— Да ты чего?.. — оторопел Гуменюк.

— И ловко так… Сунула в сумку.

— Нормально… — не отрывая взора от двигателя, промолвил Борис. — Давай в салон и передай: пусть бабулю ведут. В случае чего — задерживайте. И сам в дело включайся… Бери канистру, делай вид, будто за водичкой отправился…

— А ты?

— Я еще с движком покопаюсь, мне тут теперь этот конструктор собирать и собирать…

Через двадцать минут, услышав зовущий писк рации в салоне, Борис пробормотал в микрофон:

— Первый на связи.

— Бабулю взяли, — доложили растерянно. — Но это… Пакет у нее, конверт, а денег нет…

— Как?!

— Говорит, вчера заметила, будто какой-то парень чего-то из ниши вытащил, а сегодня решила проверить — вдруг там опять что?..

— А как «Жигули»?

— Притормозили с обратной стороны дома, и в них какой-то тип уселся… Из кустов вышел…

— И что?

— Подъезжают к подъезду, где «Ниссан» вчерашний стоит…

— Так! Срубайте всех! — решительно распорядился Борис.

— Сделаем…

Он уже прикрутил воздушный фильтр и вылил из кастрюли остывший кипяток, как вдруг возле угла дома появился высокий, ладно сложенный кавказец лет тридцати в новеньком джинсовом костюме.

Парень остановился напротив ниши, внимательно вглядываясь в ее черный зев, потом настороженно зыркнул по сторонам, отошел на два шага в сторону, вновь вернулся на прежнее место и — снова уставился на нишу.

После перевел взор на Бориса. Взор был оценивающе-прям и враждебен.

Словно уяснив что-то, одному ему ведомое, в облике копающегося в моторе человека, кавказец резко повернулся и уже отправился восвояси, когда Борис, выхватив перемазанной в масляной копоти рукой удостоверение, вынырнул с боку от него, требовательно поведав:

— РУБОП! Ваши документы!

Незнакомец, сузив вспыхнувшие ненавистью глаза, в тот же момент сделал неуловимо короткое движение рукой, и, прежде, чем Борис успел каким-то образом на это движение отреагировать, ощутил тупой удар сгиба локтя в челюсть и — сверзился на асфальт.

Сознание, на миг помутившееся, тут же прояснилось от блеска лезвия ножа, извлеченного противником из кармана брюк.

Лезвие грозно и неотвратимо начало приближаться к поверженному наземь сыщику, заставив его спешно подтянуться на локтях, отвалившись спиной на бордюрный камень газона, и извлечь из из-под комбинезона пистолет.

— Брось пику…

В ответ кавказец наклонился над барахтающимся на асфальте недругом, рука с ножом круто возделась вверх, и когда лезвие достигло крайней точки замаха, грохнул «Макаров», упруго дернувшись в кисти Бориса.

На джинсовой куртке тут же возникло черное пятно, и агрессора, влекомого инерцией пули, отбросило в сторону. Звякнул нож-«бабочка», выроненный из безвольной руки.

Пав навзничь, кавказец поначалу сосредоточил изумленный взор на дымящемся стволе, все еще бдительно направленном на него, затем подсунул ладонь под рубаху, бережно ощупал пальцами живот и после, поднеся окровавленную руку к расширенным в ужасе глазам, прохрипел:

— Врача…

Борис метнулся к рации. Доложил:

— На меня напали, тут раненый…

— Кто напал?

— Да пес его знает…

— Поняли. Сейчас будем. Срубили трех чеченов, наши доллары у них… Номера совпадают.

— А… бабуля? То есть, тьфу, каким образом…

— Выясним, чего ты беспокоишься?

— Чего беспокоюсь? Да того, что у меня тут полутруп и сплошные загадки…

— Да выясним!

Когда раненого кавказца в сопровождении оперов увезла «скорая», Борис занялся задержанными.

Секрет нахождения у них долларов, предназначенных для выкупа раритетов, оказался столь прост, что вызвал у Гуменюка приступ нервного смеха: в то время, когда он занимался авторемонтными работами, а установленная в «Ауди» камера добросовестно фиксировала приближение к подвальной нише будущих фигурантов уголовного дела, один из сообщников бандитов, находящийся в кустах с противоположной стороны дома, выбрал с помощью ломика кирпичи из разъехавшейся кладки, прополз узким и темным подвалом с обратной стороны ниши и выгреб деньги из конверта, после чего уселся в подобравший его «жигуленок».

Раритеты, похищенные у Вадима, нашлись на квартире одного из грабителей. Возвращать их незадачливому охотнику за прелестными дамами никто из вымогателей, конечно же, не собирался.

Имя и место проживания чаровницы-подельницы установить не удалось. А тот факт, что в разговорах грабителей якобы прозвучало имя Советника и обозначились его похитители, оказался, как и подозревалось, блефом, выдумкой многомудрого Вадима, в чем тот с большой и явной неохотой, однако признался:

— Вы меня поймите правильно… Оставь я заявление в отделении… В лучшем случае получил бы его обратно. После переработки. В виде какой-нибудь упаковки. Сигарет или кефира. А я эти деньги заработал горбом, безо всяких там анекдотов…

Нить оборвалась.

Но единственное, чем себя Борис утешал — событием ликвидации очередной из орудующих в столице кавказских банд. Хотя почестей от начальства за эту ликвидацию ожидать не приходилось: раненый чеченец оказался в данной ситуации абсолютно ни при чем, он попросту дожидался на улице знакомую девицу, проживающую в том самом подъезде, рядом с которым находилась злосчастная ниша.

Парень попросту отличался излишней горячностью нрава, и не поверил в статус перемазанного продуктами нефтепереработки Бориса, приняв его то ли за психа, то ли — за хулигана.

Тем не менее, районная прокуратура по поводу стрельбы возбудила уголовное дело, и Бориса, согласно правилам, отстранили от дел, предоставив решать его судьбу юриспрудентам.

С одной стороны, правота его была очевидна: инициатором нападения выступал чеченец, кому предъявлялось служебное удостоверение; в деле фигурировал нож, а вот с другой стороны — конкретно и жестоко пострадал случайный прохожий, пусть и со скверным характером…

Решив навестить пострадавшего в больнице, Борис застал на выходе из его палаты пожилого человека с крючковатым носом, загорелым морщинистым лицом, с узловатой тростью и в высоченной бараньей папахе, смахивающей на тиару.

Узрев в руках Бориса пакет с фруктами, человек в кавказском головном уборе вздохнув, произнес:

— Что делают тут в Москва, а? Мальчик по тротуар гуляет, а его за это из револьвер, а?

— Да это я… — горестно признался Борис. — Недоразумение…

— Как ти?! — всплеснул руками благообразный горец. — Как нидаразумений?!

— Ну вот так… Он же с ножом на меня…

— У нас… — Кавказец остро прищурился. — Домовой книга есть… Ми туда всех наш враг пишем…

— Вы вот что, — произнес Борис отчужденно. — Без угроз, пожалуйста. А то мы и домовую книгу перелистаем, и прописку вам поменяем. А теперь извините, у меня священный долг: навестить больного.

— Ничего не понимаю я в эта милиция… — пробурчал человек гор. — Зачем стрелять, чтоб потом апыльсин по больнице носить? Ничего не понимаю…

Пакуро

Прилетев во Владикавказ, Пакуро мгновенно и остро ощутил тягостную напряженность, безраздельно царившую в городе. Провинциальная российская убогость, непобедимо выпиравшая сквозь налет кавказской экзотики и пестрые пятна коммерческих витрин, усугублялась атмосферой всеобщего и постоянного ожидания