– Спасибо, Гена, – сказал я.

– Там, правда, жрать нечего и выпить тоже, но я завтра-послезавтра уже приеду. Котам ничего не давай – пускай мышей ловят. Для них заслонка поднята под дверью, ты ее не опускай.

– Ладно, Гена, не буду.

– Денег у тебя, наверное, нет? – задумчиво спросил он.

– Почему ты так думаешь?

– А у тебя их никогда нет. Даже когда они у тебя есть, их почти что и нет. Тебе надо определенно перечитать «Капитал» Карла Маркса, Андрюха, чтобы научиться их правильно тратить. – Голос у Генки становился все более глубокомысленным. – А то у тебя к ним какое-то неправильное отношение.

– Да ты, Гена, просто финансовый философ какой-то.

– Философ не философ, но не исключено, что у нас купят еще один сценарий. Помнишь, «Раз любовь, два любовь»? Кое-что, правда, надо будет поправить.

– Но это же здорово, Гена! – Я обрадовался. – Что надо поправим, что не надо вообще уберем.

Генка спросил:

– Пару дней-то продержишься? Или выслать толику твоего будущего гонорара?

У меня потеплело на сердце.

– Продержусь, Генка, не напрягайся. Вези гонорар с собой.

– Да я и не напрягаюсь, – засмеялся он. – Будь здоров, Иван Петров!

В переходе у Савеловского вокзала я прикупил на распродаже кое-что из одежды и сходил в Селезневские бани, где всласть напарился чужим березовым веником. А часа через два был уже в Переделкино.

Все-таки как мало надо человеку для более-менее сносного существования: минимум еды, крышу над головой и мало-мальскую надежду на завтрашний день. В Подмосковье смеркалось, накрапывал дождик, а я сидел в Генкином гараже и пил чай с сухарями, листая старые номера журнала «Техника – молодежи», когда зазвонил мобильный. Это был абонент «АМ», то есть Амбаломент.

– Алло, – сказал я. Наверное, не надо было отвечать – пусть бы думали, что меня больше нет, но я уже ответил. Хотя они наверняка уже выяснили, что поджарку из меня сделать не удалось.

– Привет, гаденыш, – любезно сказал… однако не «АМ», а Щипач. Это был его голос. – Ты живой?

– А чего мне сделается! – как можно жизнерадостнее ответил я. – Сам-то как?

– Передаю трубку… – И в следующее мгновение я услышал генерала Марголина:

– Добрый вечер, Андрей!

– Здрасьте. – По телефону голос у него был совершенно другим, нежели в реале, но я его сразу узнал.

– Хорошо, что тебе удалось убежать, – добродушно сказал он. – А то в суматохе они бы тебя обязательно шлепнули…

В этом я нисколько не сомневался. Вместе с началом разговора мой мобильный начал выдавать сигналы о разрядке аккумулятора.

– У меня батарея садится, товарищ генерал. Говорите скорее.

Я слышал, как он сказал кому-то помимо меня: «В машине подожди», – а потом мне:

– Как я понимаю, ты слышал наш разговор с Маркелем, Андрей. И кое-что из него, наверное, понял. Не знаю, насколько полно и правильно, но, наверное, вполне достаточно, чтобы представить общую картину. Хотя бы в общих чертах.

Оставалось только подивиться, как безупречно он выстроил последние фразы. Я пробурчал что-то невразумительное, понимая, что одним-единственным словом «да» тут же подпишу себе смертный приговор. А слову «нет» он вряд ли поверит. Интересно, а зепеленговать они меня могут? Определят, в каком квадрате я нахожусь, пришлют своих гоблинов и прочешут округу из автоматов.

– Когда мы разговаривали с вами последний раз, – напомнил я, – мне показалось, что вы для себя поставили крест на «Валдае». Вы были так убедительны, товарищ генерал, что я вам поверил.

– Видишь ли… У меня в каком-то смысле опустились руки после атаки «Су». – Он говорил проникновенно, словно оправдываясь. – Понимаешь, Андрей, существует что-то такое огромное, очень огромное, повсеместное, оно занимает все небо, весь воздух, весь космос, просто оно невидимо, оно в другом формате, оно не живет, нет, – его время называется всегда. После расстрела «Валдая», а особенно после его ухода в землю я понял, что Это есть. Не понял, – я это всегда знал, просто не обращал на это внимания. А вот тогда обратил. И мне стало страшно. Я понял, почему «Валдай» ушел от нас. Чтобы не навредить. Мы не готовы к движению вперед, Андрей, мы только все портим, мы сами приближаем нашу гибель. Мы микробы, слепые и глупые. Поэтому я и подал в отставку. Другим словами, самоустранился… И в церковь стал ходить. Я говорил тебе правду тогда, ты не думай… Но отставку не приняли.

– Не приняли?

– Никак нет. А ведь я присягу давал, понимаешь?.. Хотя ты же не служил, тебе этого не понять.

Да, не служил. А он в строю до сих пор. И по долгу службы он и меня, получается, защищает от видимых и невидимых врагов, за что я должен быть ему благодарен. Так, что ли?

– И что там будет дальше? – спросил я, имея в виду болота.

– Дальше? – Генерал помолчал. – Если уж мы с нашим оборудованием не смогли достать «Валдай», то что говорить о вахлаках Маркеля? В общем, мы уже сняли купол.

– Сняли купол? И что это изменило?

Телефон пищал, готовый вот-вот отключиться, и я боялся, что генерал не успеет ответить. Но он успел.

– Маркель работал с первым его образцом, очень далеким от совершенства. Нынешний купол обладает рядом отличий от предыдущего. Довольно серьезных и… как бы это сказать… радикальных, что ли. Вообще он сворачивается, как чулок, определенными перепадами давления. А перед демонтажом на пятнадцать – двадцать минут под ним создается давление, не совместимое с жизнью. Тема «Валдая» закрыта. Я получил команду произвести стопроцентную зачистку проекта. Приказы не обсуждаются… Я ответил на твой вопрос? Если… – И тут телефон отключился.

Утром я поехал в Москву, и в одном из салонов связи попросил зарядить мой «Сименс». Шел сильный дождь. Менеджер в оранжевой футболке сухо ответил, что у них нет такой услуги, но девушка, сидевшая за компьютером, неформально улыбнулась мне и сказала: давайте ваш телефон. У меня оставалось сто сорок рублей; я купил батон, бутылку самой дешевой воды и поужинал в первом попавшемся подъезде. Если Генка сегодня не появится, завтра с утра надо будет как-то решать финансовую проблему.

Генка не появился. Целый день шел дождь, и я дремал на матрасе под его убаюкивающий шум. Время от времени меня навещал через дырку под дверью черный красавец-кот. Специально для него я купил кусок ливерной колбасы, но кот почему-то воротил от нее морду. Пришлось съесть самому.

Около часа ночи позвонила ты, Анечка, и сказала, что сегодня у тебя самолет на Париж. Дождь все не прекращался.

– Прямо сегодня? – спросил я, чувствуя, как отчетливо начало биться сердце.

– Да, в пятнадцать с чем-то… Пожелай мне удачи, Андрюшенька… – Ты словно чего-то ждала от меня, а я не знал, что тут можно ответить. Сказать «желаю удачи» я просто не мог, потому что эти слова не выражали и сотой доли того потока, который шел сквозь меня напролом.