При этих словах Кюле Бассет улыбнулся. На взгляд Карла, это была довольно странная реакция.

Карл поджал губы. Так значит, наркоманке Тине он по чистой случайности сказал правду! Впрочем, он не раз убеждался, что в жизни истина и фантазии нередко переплетаются самым причудливым образом.

— А почему именно Кимми? — спросил он. — Вы почему-то упоминаете только ее, хотя все прочие были виновны в той же мере — Ульрик Дюббёль-Йенсен, Бьярне Тёгерсен, Кристиан Вольф, Дитлев Прам, Торстен Флорин.

Бассет сложил руки, держа дымящуюся сигарету на губе.

— А вы думаете, они сознательно выбрали жертвой меня?

— Этого я не знаю. Я вообще не знаю никаких подробностей об этом эпизоде.

— А я могу вам сказать. Мне от них досталось по чистой случайности, я уверен. И общий результат тоже был случайностью. Три сломанных ребра, — прижав руку к груди, он наклонился к Карлу через стол, — остальные отделились от ключиц, и несколько дней после этого я мочился с кровью. И если я вообще остался жив, то тоже по чистой случайности. С тем же успехом они могли забить меня до смерти.

— Но почему ваша месть должна была пасть на именно Кимми Лассен?

— Знаете, Мёрк, эти мерзавцы преподали мне важный урок. В каком-то смысле я им за него даже благодарен. Я понял, — каждое слово Бассет выделял ударом пальца по столу, — что нужно наносить удар при каждой возможности, не задумываясь, оправданно ли это, заслужено ли это. В деловом мире без этого никак. А самым подходящим оружием для меня стало давление на отца Кимми.

— Я что-то еще не совсем понял. — Карл глубоко вздохнул и прищурился. Эта философия ему не понравилась.

Бассет покачал головой: он и не ждал, что его поймут. Они были людьми с разных планет.

— Я просто говорю, что если Кимми наиболее доступна для моей мести, она и станет мишенью. Просто у меня была возможность отомстить именно ей.

— А до других вам дела нет?

— Будь у меня такая возможность, я бы и их не помиловал. Но возможности такой у меня не было. Мы с ними, можно сказать, охотимся на разных участках.

— Так по-вашему, Кимми не была у них главной? А кто же тогда был?

— Разумеется, Кристиан Вольф! Но если бы все бесы были выпущены одновременно, то, думаю, я постарался бы держаться подальше от Кимми.

— Как это понять?

— В самом начале она вела себя сдержанно. Больше старались Флорин, Прам и Кристиан Вольф. Но когда они от меня отступили — у меня ведь пошла кровь из уха, и они, наверное, испугались, — тут налетела Кимми. — У Бассета раздувались ноздри, как будто он по сей день чуял их запах. — Понимаете, они ее натравливали. В особенности Кристиан Вольф. Они с Прамом науськивали ее, пока она не распалилась, и тогда они вытолкнули ее вперед. — У него сжались кулаки. — Сначала она легонько ткнула меня, а потом все сильней и сильней. Заметив, что мне больно, она выпучила глаза, стала дышать все быстрей и быстрей и бить все сильнее. Это она дала мне под дых, пнула со всего размаху.

Бассет затушил сигарету в пепельнице, как две капли воды похожей на бронзовую фигуру на крыше противоположного дома. В ярком солнечном свете из окна сбоку Карл разглядел на его лице глубокие морщины — а ведь раньше тот казался молодым человеком.

— Если бы Вольф не вмешался, она бы забила меня до смерти. Я в этом уверен.

— А остальные?

— Остальные… По-моему, они прямо не могли дождаться следующего раза. Вели себя как зрители на бое быков. Уж поверьте, этого я с тех пор достаточно нагляделся.

В кабинет вошла секретарша, которая подавала Карлу кофе, — проворная, изысканно одетая девушка, черноволосая и чернобровая смуглянка. В одной руке она держала конверт, который протянула Карлу.

— Now you have some euros and a boardingpass for the trip home,[22]— с приветливой улыбкой сказала она.

Затем повернулась к своему шефу и вручила какой-то листок. Он прочитал записку в одну секунду, и содержание ее вызвало у него не меньшую ярость, чем у Кимми в его рассказе, — даже глаза выпучились.

Тут же порвав листок в клочки, он обрушился на секретаршу с бранью: лицо стало зверским, все морщины резко обозначились. Девушка задрожала и потупилась от стыда — действительно, зрелище было не из приятных.

— Глупая конторская мышь! — как ни в чем не бывало, со спокойной улыбкой обратился Бассет к Карлу, когда она закрыла за собой дверь. — Не обращайте внимания. Теперь вы доберетесь до Дании без проблем?

Карл молча кивнул и постарался как-то выразить свою благодарность, но это далось нелегко. Кюле Бассет был ничуть не лучше своих давних обидчиков, ибо не имел способности сочувствовать и только что продемонстрировал это. Черт бы побрал его самого и всю эту братию, все они одинаковые скоты!

— А как же наказание, которое должна была понести Кимми? — спросил наконец Карл. — В чем оно выразилось?

— А, это! — Бассет рассмеялся. — Оно тоже пришло случайно. У нее произошел выкидыш, ее жутко избили, она сильно заболела и приползла за помощью к отцу.

— И, надо думать, ей было отказано.

Карл представил себе, каково было молодой женщине, когда родной отец отказался помочь ей в такой беде. Не эта ли печать никомуненужности уже лежала на лице маленькой девочки со снимка из старой статьи в «Госсипе», где она стоит между отцом и мачехой?

— Да уж! Не больно было приятно, как я слыхал. Ее отец жил тогда в «Англетере», он всегда там останавливается, бывая в Дании. Туда она и явилась.

— Он ее прогнал?

— А чего еще она ожидала! Прогнал почти пинком под зад. — Бассет засмеялся. — Сначала кинул на пол несколько тысячных купюр, так что кое-что она от него получила, а затем «гуд бай, май лав, гуд бай».

— Ей ведь как будто принадлежит дом в Ордрупе. Почему она не поселилась там?

— Она попробовала, да встретила такой же прием. — Бассет с безразличным видом покачал головой. — Послушайте, Карл Мёрк! Если желаете узнать больше, надо обменять билет на более поздний рейс. В аэропорт ведь надо приезжать заранее, так что если хотите поспеть на рейс шестнадцать двадцать, то пора отправляться.

Карл тяжело вздохнул. Уже сейчас он чувствовал, как вибрация самолета вытряхивает его душу в пятки. Вспомнив про таблетки в нагрудном кармане, он вынул медвежонка, нащупал на дне кармана лекарство, положил медвежонка на край письменного стола и отхлебнул кофе, чтобы их запить.

Поверх чашки он скользнул взглядом по бумажному хаосу на столе — карманный калькулятор, авторучка… стиснутые кулаки Бассета с побелевшими костяшками. Подняв глаза к лицу собеседника, Карл увидел наконец истинное лицо человека, которому, может быть, впервые за долгое время пришлось вернуться к воспоминаниям о страшной боли. Причинять боль друг другу и самим себе люди большие мастера.