– Кто создал сей ослепительный сосуд жизни! – закричал он.

– Я – дочь великого муфти, – спокойно ответила Регель. – И ты, падишах, знаешь об этом.

– Аллах! Таких гордых и прекрасных речей я не слышал во всю мою жизнь. Твои губы – лепестки розы!

– Падишах, прикажи подать паланкин. Меня ждут в доме моего отца.

– Я был бы безумцем, если бы отпустил мою птицу Симург. Ты – моя судьба.

– О аллах! Если этот человек возьмет меня силой, пусть его торжество будет последним в его жизни. Пусть этот день будет последним его днем.

Ибрагим заслонился от ужасных слов руками:

– Будь милосердна! Зачем ты кличешь беды на мою голову? Я – падишах. Моя беда – беда для всех турок. Регель, я ослеплен тобою, я умираю от желания.

– Ну так умри!

Ибрагим выбежал из комнаты своей пленницы.

– Все сокровища к ее ногам!

И перед Регель сыпали жемчуг и алмазы, рубины, изумруды, бирюзу, золотые кубки, оружие в чеканке и каменьях – ни единой пяди пола не осталось не закрытой драгоценностями. И одну вещь Регель взяла – кинжал.

– Это все твое! – сказал Ибрагим, сам удивленный россыпью несметного сокровища.

– Падишах, ни одна женщина в мире не видела такого зрелища. Отпусти меня, свобода мне дороже.

– Ты ревнуешь меня к моим наложницам? Позовите весь гарем! – приказал Ибрагим. – Пусть все наложницы поклонятся златоликой Регель.

Перед дочерью великого муфти два часа шли, кланяясь, красавицы, белые как снег, черные как ночь, златоволосые, пышные, хрупкие, и башнеподобные, и будто выточенные из слоновой кости.

– Регель, по одному твоему слову я прогоню их всех из моего гарема. Ты одна мне заменишь его! – Падишах кинулся на колени перед своей пленницей.

– Отпусти меня домой, падишах, – тихо сказала Регель.

– Тогда я тебя возьму силой, – Ибрагим сбросил с себя халат.

– Не приближайся! Я перекушу тебе горло, проклятый вонючий идиот!

Регель ногтями располосовала себе лицо.

– Отнесите ее к отцу! – Ибрагим погас, мир стал для него серым.

3

– Великий падишах! Великий визирь умоляет допустить его до твоих очей! – доложил главный евнух.

– Что ему? – спросил Ибрагим.

– Янычары требуют его жизни.

– Пусть войдет, – разрешил Ибрагим и сказал тотчас явившемуся Мегмету-паше: – Пожалей меня, друг мой! Мое сердце разбито.

– Падишах! – закричал Мегмет-паша. – Меня хотят убить. В городе паника. Янычары заперли ворота и никого не выпускают. Великий муфти собрал недовольных тобой в мечети Ортадиами.

– Какое противоядие ты нашел? – спросил Ибрагим, разглядывая и трогая прыщик на запястье.

– Убежище веры! Я прошу защитить меня. По твоей просьбе я умертвил начальников янычар…

– Не теряй головы, Мегмет-паша! Прикажи послать к бунтовщикам бостанжи-пашу с приказанием разойтись по домам.

– Я послал к ним бостанжи-пашу, но в ответ великий муфти прислал фетьфь к тебе, великий падишах. Вот она, – Мегмет-паша протянул Ибрагиму свиток. – Меня осудили на смерть.

– Спрячься в моих покоях, я сам отвечу великому муфти. Слава аллаху, его дочь я отослал к нему.

Падишах Ибрагим отправился в тронную залу. Посланцам великого муфти и бунтующих янычар он сказал:

– Великий визирь Мегмет-паша, может быть, и виноват в смерти янычарских аг, но он зять падишаха. Он – мой зять, и я не желаю ему смерти.

Сераль, как после молнии, затих, съежился, ожидая страшного удара! Падишах Ибрагим из тронной залы не ушел, ждал.

Раздались шаги. Явились новые посланцы, они вели под руки древнего старика. Это был восьмидесятилетний Мурад-паша, спага-агаси – начальник придворной кавалерии.

– Убежище веры! – воздел руки к небу трясущийся старец. – Видит Аллах, против моей воли меня избрали великим визирем. Заклинаю тебя, ясноликий падишах, пошли им голову Мегмет-паши. Они все пришли сюда. Они стоят у дверей сераля.

– Пес! – Ибрагим подбежал к старику и стал бить его по щекам. – Ты возжег мятеж, алкая стать визирем! Я сам погашу его! Ты первым увидишь, как я умею управляться.

Ибрагим схватил старика за ухо, подвел к дверям и вытолкнул вон.

4

Ибрагим торжествовал победу: вон как лихо он расправился с возмутителями покоя. А в это же самое время у дверей его гарема красавица Регель и великий муфти держали огонь, требуя суда валиде Кёзем-султан.

Мать падишахов вышла к ним, покрытая фатой, с главным евнухом и со всеми другими скопцами. Евнухи несли опахала и дымящиеся жаровни. Это был безмолвный ответ матери падишаха – на требование корпуса улемов. Кёзем-султан была согласна свергнуть сына с престола.

В диване великого визиря высокие чины империи решили взять все имущество Мегмет-паши в казну, а его самого казнить.

Мегмет-пашу нашли в покоях падишаха Ибрагима и тотчас удушили.

Брошенный всеми, Ибрагим сидел на троне в пустой зале. Он просидел так всю ночь, а наутро за ним никто не пришел, но он упрямо не сходил с верховного места во всей подлунной, словно оно и впрямь было недосягаемо для человеческих страстей.

Утром в мечети Ая-Софья великий муфти произнес слово против падишаха Ибрагима:

– Великий Myрад IV оставил нам империю процветающей. Еще не минуло десяти лет со дня его скоропостижной смерти, и что же мы зрим? Области и провинции разорены, истощена казна государственная, флот обращен в ничтожество. Христиане овладели частью Далмации, морские суда Венеции осаждают замки на Дарданеллах. Великолепное ополчение правоверных почти истребилось… Один только человек винотворец нашему упадку и позору! Этот человек самой природой лишен всякой способности царствовать.

Новый великий визирь, старец Мурад-паша, и великий муфти послали падишаху Ибрагиму фетьфь, в которой требовали явиться в назначенный день и час в мечеть Ая-Софью и дать отчёт о делах империи.

Фетьфь понес ага янычар с высшими военачальниками.

Ибрагим фетьфь разорвал не читая:

– Я прикажу задушить и Регель, и великого муфти, – закричал он, топая ногами.

Ага янычар ответил ему:

– Твоя собственная жизнь, падишах, а не жизнь великого муфти в опасности. Разве что я упрошу, чтоб дали тебе окончить дни твои в заточении.

– Неужели среди вас, моих слуг, нет ни одного, который пожелал бы умереть за меня, защищая честь имени Османов?! – воскликнул падишах, зарыдал и кинулся к матери, к великой Кёзем-султан.

– Твое спасение в отречении от престола, – сказала она сыну, глядя в окно.

От великого муфти между тем принесли новую фетьфь. Она была короткой: «Султан – нарушитель Корана – есть неверный и недостоин владеть мусульманами».