— Ничего такого, во что тебе стоило бы совать нос, — говорит он, возвращаясь к письму. Поставив подпись, он складывает листок и оставляет его на столе возле деревянной миски с яблоками. — Проследи, чтобы они это прочитали.

— Ты сбегаешь из дома? — спрашивает Каролина, заметив сумку.

— Что-то вроде того.

— Чушь какая-то, — зевает она.

— Я не знаю, когда вернусь. Напишу, как только появится возможность. Скажи, чтобы не волновались.

— Бейли, возвращайся в постель.

— Почему бы тебе не вернуться в постель, Каролина? Судя по твоему виду, несколько часов сна тебе не повредят.

В ответ Каролина только корчит рожу.

— И потом, — продолжает Бейли, — когда это тебя волновало, что я делаю?

— Ты всю неделю ведешь себя как ребенок, — начинает закипать Каролина, и ее шепот превращается в злобное шипение. — Забавляешься в своем дурацком цирке, пропадаешь там до утра. Пора повзрослеть, Бейли.

— Именно это я и делаю, — огрызается он. — И мне плевать, если ты этого не понимаешь. Здесь я не смогу быть счастливым. Ты сможешь, потому что ты скучная и пресная, и скучная пресная жизнь — это как раз то, что тебе нужно. А мне этого мало. И всегда будет мало. Поэтому я ухожу. А ты сделаешь мне одолжение, если выйдешь замуж за того, кто сумеет хорошо позаботиться об овцах.

Схватив яблоко из миски, он подбрасывает его, ловит и засовывает в сумку, прежде чем театрально помахать Каролине на прощание.

Когда он тихо закрывает за собой дверь, она все еще стоит возле стола, в бессильной ярости хватая ртом воздух.

Шагая по дорожке прочь от дома, Бейли чувствует невероятный прилив сил. Он почти уверен, что Каролина бросится за ним или побежит будить родителей, чтобы рассказать о его побеге. Но с каждым шагом, отдаляющим его от дома, ему становится все очевиднее, что его уже никто не остановит.

В ночной тишине путь кажется долгим. Никто не встречается ему по дороге, как это бывало каждый вечер, когда он старался появиться у ворот еще до открытия.

Звезды по-прежнему ярко сияют в небе, когда он, с сумкой через плечо, шагает мимо своего дуба. До рассвета еще есть время, но не так много, как он надеялся.

Однако поле, раскинувшееся под звездным куполом неба, пусто. Словно там ничего никогда и не было кроме травы, опавших листьев и ночного тумана.

Лондон, 1 ноября 1901 г.

Человек в сером костюме легко скользит сквозь толпу посетителей цирка. Он направляется в сторону ворот, и люди, даже не осознавая этого, словно воды реки, расступаются перед ним.

На краю площади дорогу ему преграждает призрачная фигура, бесплотное видение, будто сотканное из отсветов факела и бумажных фонариков, покачивающихся на ветру. Человек в сером костюме останавливается, хотя беспрепятственно мог бы пройти сквозь призрак своего коллеги.

— Интересный выдался вечерок, не правда ли? — подмигивает ему Гектор.

Прохожие с любопытством оглядываются на его прозрачный силуэт.

Человек в сером костюме делает еле уловимое движение, словно переворачивая страницу невидимой книги, и любопытные взгляды рассеиваются, обращаясь в другую сторону.

Прохожие продолжают сновать мимо двух мужчин, более их не замечая.

— Нашел, о чем беспокоиться, — фыркает Гектор. — Половина этих людей на каждом шагу готовы увидеть призрака.

— Все вышло из-под контроля, — говорит человек в сером костюме. — Это место всегда было слишком людным для поединка.

— Без них было бы не так весело, — заявляет Гектор, указывая рукой на толпу людей. Его ладонь проходит сквозь плечо какой-то женщины, и она удивленно оглядывается, но, ничего не обнаружив, идет дальше. — Мало тебе всех тех отвлекающих маневров, которые ты используешь? Ты даже втерся в доверие к Чандрешу, чтобы держать цирк под контролем.

— Я ничего не держу под контролем, — возражает человек в сером костюме. — Создав здесь атмосферу загадочности, я всего лишь добился определенной секретности для поединка. Да, это по моему совету цирк переезжает с места на место без предупреждения. Это идет на пользу обоим игрокам.

— Это держит их на расстоянии. Если бы они сошлись должным образом с самого начала, она одолела бы его уже давным-давно.

— Неужели твое нынешнее состояние сделало тебя совсем слепым? Ты был глупцом, когда попался в эту ловушку, и ты остаешься им, если не видишь, что они одержимы друг другом. Не будь они порознь, это случилось бы гораздо раньше.

— Тебе стоило заделаться чертовой свахой, — огрызается Гектор. Его злобно сузившиеся глаза то исчезают, то снова появляются в колеблющемся свете. — Мой игрок слишком хорошо подготовлен, чтобы так вляпаться.

— И тем не менее она пришла ко мне. Она сама меня сюда позвала, да будет тебе… — Он резко замолкает, наткнувшись взглядом на человека в толпе.

— Мне казалось, я предупреждал тебя, чтобы ты выбирал игрока, утрату которого сможешь пережить, — замечает Гектор, верно истолковав взгляд, которым его собеседник провожает расстроенного молодого человека в котелке, преследующего Чандреша в потоке людей. Юноша проходит рядом, не замечая ни одного из них. — Ты всегда слишком привязывался к своим ученикам. Обидно, что очень немногие из них это понимали.

— А сколько твоих учеников предпочли сами завершить игру? — поворачивается к нему человек в сером костюме. — Семеро? И твоя дочь будет восьмой?

— Больше этого не произойдет, — жестко говорит Гектор.

— Она возненавидит тебя, если победит. А может, уже возненавидела.

— Она победит. Не пытайся отрицать, что она с самого начала значительно превосходит твоего игрока.

Человек в сером костюме протягивает руку в сторону факела, усиливая голоса, доносящиеся из-за пределов площади, чтобы Гектор мог услышать, как его родная дочь заходится в истерике, вновь и вновь повторяя имя Фридриха.

— По-твоему, так звучит превосходство? — спрашивает он, опуская руку, и голос Селии опять теряется в общем гуле.

Гектор ничего не отвечает, но его лицо, озаренное языками пламени, искажает гримаса злости.

— Сегодня здесь погиб невинный, — продолжает человек в сером костюме. — Тот, кто был очень дорог твоей дочери. Если она еще не была сломлена, это может стать последней каплей. Ты этого добивался? Неужели все предыдущие состязания ничему тебя не научили? Невозможно предугадать, как все обернется. Ни у одной из сторон нет никаких гарантий.

— Игра еще не окончена, — заявляет Гектор и растворяется в пляске света и тени.

Человек в сером костюме продолжает путь, ныряя под бархатный занавес, отделяющий площадь цирка от остального мира.

Прежде чем окончательно покинуть цирк, он ненадолго останавливается и в задумчивости разглядывает часы над воротами.