Во время боя в бесланской школе бойцы групп спецназа «Альфа» и «Вымпел» потеряли 10 человек, 26 человек были ранены. До Беслана за всю тридцатилетнюю историю «Альфы» погибло девятнадцать бойцов.

Беслан превратился в город вечного страха. В каждый дом, где был заложник, приходили врачи-психологи, пытаясь помочь. Но помочь невозможно. Горе сильнее разумных слов. На врачей смотрят с фотографий погибшие дети, и ответить на вопрос их мам «Почему так случилось?» врачи не могут.

Долгое время после трагедии на улицах Беслана никто не улыбался, в городе не играли свадьбы и не праздновали дни рождения. Здесь шли только поминки. Каждое третье число месяца.

Мамы погибших детей организовали свой комитет. Они требуют, чтобы на скамье подсудимых вместе с Нур-Паши Кулаевым оказались те, кто допустил бесланскую трагедию. У них большой список. В этом списке и милиционеры, пропустившие боевиков, и чиновники, превратившие смерть детей в государственную тайну. Мамы поклялись своим детям, что накажут убийц. Поклялись на самом большом детском кладбище России.

В беседе со мной жительница Беслана Инга заявила:

«Мы умрем, все погибнем, но за нами еще люди. Такие же, как и мы. Мы будем продолжать».

Вспоминает бывшая заложница Яна Даурова:

«Из нашего класса там три девочки погибли, а мальчиков, по-моему, два».

Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис, уверен:

«Как отец, я сказал, что я буду ее искать. Куда бы мне ни надо было поехать, что бы мне ни нужно было делать, с кем бы мне ни нужно было встречаться. Даже если мне в ад надо будет спуститься, я спущусь туда».

Театральный центр на Дубровке. После трагедии 23 октября 2002 года с захватом заложников здесь многое изменилось. Цвет стен, кое-где перестелены полы. В зрительном зале новая обивка кресел, но сквозь нее проступает кровь. Стены не держат въевшихся стонов. Каждый сантиметр этого здания проклят. Проклят теми, кто был здесь в те роковые дни. Теми, кто потерял здесь родных и близких. Теми, кто навсегда обречен на возвращение в «Норд-Ост».

Ирина Фадеева в тот день пришла на спектакль с 15-летним сыном. Ярослав был ее гордостью, ее самой большой любовью, ее смыслом жизни. С ними еще были сестра Вика с дочерью Настей. У них была очень дружная семья. Сейчас это большая редкость. Ярослав не хотел идти на спектакль, и теперь, глядя на все происходящее, Ирина не могла себе простить, что не послушалась сына.

Я встретился с Ириной Фадеевой и выслушал ее страшный рассказ. Она вспоминает:

«Никакого предчувствия у меня не было. Наоборот, я бы сказала, что с радостью туда шла. Сын не хотел идти, он говорил: «Хорошо, я не пойду, уроки сяду делать». Но я его уговорила, и мы поехали на спектакль. Меня обычно мама на машине возит. А в этот день я поехала на метро».

А вот что рассказала одна из артисток, участников спектакля:

«Мы ждали в гримерной, нас было шестеро родителей. И еще двое ребяток из малышей, один из них был задействован во втором действии. Когда дети выступали, я всегда вспоминаю детство свое, и всегда такое настроение, что прямо до слез, когда они вот там танцуют. Первое отделение кончилось. Была такая мысль: уйти. Но не ушли.

Отыграли спектакль. Посидели, поели. Потом пошли репетировать на третий этаж. Репетировали долго танец. И уже почти занятия у нас заканчивалось, когда вдруг к нам ворвался мужик, в камуфляже, с автоматом и с маской. И сказал, что все должны выходить. Вот мы пошли, руки за голову, и пошли наверх».

Их повели в зрительный зал, где истекали последние секунды еще не прерванного спектакля.

«И когда пошла сцена летчиков, — рассказывает другая участница спектакля. — Ну, все-таки мы там уже больше года, и все звуки, которые в спектакле есть, они знакомы, и естественно, когда появляются какие-то посторонние звуки, сразу же они привлекают наше внимание. Вдруг какой-то такой хлопок раздался. Сразу же мы насторожились.

Мы думали, что это как бы спектакль, не поняли ничего. Вот, а потом, значит, зрители сели, и я уже тогда смотрю: девушки какие-то заходят, много. И я говорю: «Это что-то не то, говорю, это не спектакль, наверное».

Это действительно уже был не спектакль. Хотя в первые секунды возникло ощущение какой-то театральной придумки. Люди в черных масках и камуфляже рассредоточились по залу и встали у выхода. Они стреляли в потолок, чтобы люди не кричали. Пока еще было непонятно, что они кричат, но уже возникло ощущение, что происходит нечто чудовищное. В разных частях зала они прикрепили какие-то свертки и протянули к ним провода.

«Страшно было, очень страшно, — рассказывает Вика, сестра Ирины Фадеевой. — Меня начало трясти, да. Все тело просто трясло. Ну, очень долго это было».

И еще больше испугалась Вика, когда на соседний ряд боевики положили бомбу. Потом они стали приставлять пистолеты к вискам не понравившихся им заложников. И обещали расстреливать любого, кто двинется с места.

«Около гримерной пошла какая-то суета, дверь у нас была открыта, — рассказывает артист, участник спектакляОлег Савцов. — Мы увидели Володю Стуканова, он занимается с детьми. У него был мобильный телефон, он начал звонить в милицию. И говорить, что на сцене вооруженные бандиты, с автоматами, и стреляют очередями. Там, видимо, не поверили. Пошло уже слегка грубо, для того чтобы проняло там, наверное. После этого он запихал к нам в гримерку еще двух ребяток этих. Мы закрыли дверь, задвинули задвижку. Отключили мобильные телефоны, выключили свет. Ребят этих под столы и говорим: сидите тихо».

В милиции этот звонок вначале приняли за чью-то злую шутку. Но когда поступили новые сообщения, стало понятно, что произошло нечто страшное. В эти минуты к зданию театра еще свободно подъезжают машины. Спектакль вот-вот должен закончиться. А внутри тем временем разыгрывается драма.

Для проверки сигнала к зданию была направлена оказавшаяся поблизости патрульная машина. Ее экипажу первому предстоит сделать страшное открытие.

Мой собеседник — сотрудник одной из частей антитеррора. Он вспоминает:

«Помню, пришло сообщение, что там произошел захват заложников. И какие-то цифры называли. Я говорю ребятам из патрульной машины: «Вы остановитесь, проверьте». А сам уже понимаю, что что-то произошло такое, что надо уже одеваться. И когда я приехал на Дубровку, то увидел обстановку, которая мне напомнила улицу Гурьянова. Я понял, что да, действительно, все не так просто».

Уже через 40 минут здание концертного зала было взято в оцепление. По тревоге подняты все подразделения антитеррора. На Дубровку стягиваются кареты «Скорой помощи», их много. Очень много. Одними из первых здесь оказываются, конечно, журналисты. Очень скоро будет установлено, что под видом журналистов здесь работали и координаторы боевиков. Они передавали в зал информацию о том, что происходит вокруг.