Я ничего не ответила, продолжая и дальше рассматривать кучу всякого хлама, которая лежала рядом с рельсами. Света решительно не хватало, высокая кирпичная стена отбрасывала тень и закрывала и без того тускло светивший уличный фонарь. Касаться руками омерзительных, перепачканных нефтью предметов, лежащих на земле, ужасно не хотелось, но в данной ситуации это был единственный способ понять, что же это такое лежало здесь. Мои спутники делали то же самое. Мы нашли еще несколько банок из-под химических реактивов, затем несколько больших и малых пакетов, похожих на те, что мы уже осмотрели. Они были перемазаны в нефти, и я отчетливо видела, как частицы «травки» прилипли к ним.

— Нет, это потрясающе! — сказал Валера, распрямляясь с небольшим пакетом в руках. — Или вся эта история, которой мы занимаемся, гроша ломаного не стоит, или таинственные господа мафиози и контрабандисты потрясающе беспечные и легкомысленные люди. Оставить весь этот хлам лежать на месте, да еще после того, как им стало известно, что их видели во время разгрузки товара!

— Ну, они же не могли предполагать, что мы обнаглеем настолько, что припремся на крекинг-завод посреди ночи искать улики! — возразила я. — Кассету с видеозаписью они у нас отняли и теперь считают себя в безопасности. А это, — я кивнула на стеклянные банки и полиэтиленовые пакеты, — подождет…

Валера Гурьев, морщась от омерзения, стал сворачивать грязный, скользкий пакет так, чтобы повернуть его сухой, не испачканной нефтью стороной.

— Ну-с, гражданин следователь? — с комичной любезностью обратился он ко мне. — Что дальше?

— Милиции показать бы все это надо, — вместо меня ответил Костя Шилов. — Пусть наш майор Белоглазов приедет сюда, посмотрит, вызовет понятых, составит протокол. Без всего этого наша с вами находка не значит ровным счетом ничего, а для закона попросту не существует. В милиции же должны и анализ содержимого пакета сделать, и определить, наркотики там были или еще что…

— Да? А как мы объясним милиции, что мы делали на крекинг-заводе среди ночи? — возразила я. — Майора Белоглазова ты сегодня видел, помнишь, как он искал подвох и преступление в каждом нашем утверждении? Тут ничего удивительного нет, с пострадавшими они всегда так обращаются!

— Верно, Ирина, все именно так и есть! — поддержал меня Гурьев. — Мы сами должны сначала сделать анализ, а потом думать, что с этим со всем делать. С милицией надо быть крайне осторожными и идти с чистосердечным признанием в самую последнюю очередь, иначе можно влипнуть, как эта аппаратчица. Кстати, Ирина, ведь у тебя же муж химик…

Валера внезапно запнулся, застыл с приоткрытым от изумления ртом. Потому что в этот момент стальная дверь, ведущая из пятого цеха, протяжно скрипнула, отворилась, и из нее появились двое мужчин.

— Так, ребята, а вы что тут делаете?

Это было сказано спокойным, даже доброжелательным тоном, но у меня внутри вдруг все похолодело. Потому что до меня дошло, что это были не кто-нибудь, а охранники крекинг-завода. Несмотря на все наши предосторожности, мы все-таки влипли!

— Бежим! — вдруг ошалело крикнул Валера Гурьев, хватая меня за руку и увлекая за собой. В другой руке он комкал найденный перепачканный в нефти полиэтиленовый пакет.

Мы побежали прямо по железнодорожным шпалам — быстро, как только я успевала в своих туфлях на высоком каблуке. Это было зверское испытание. В тот момент я очень пожалела, что, отправляясь на это мероприятие, не надела кроссовок: в них бегать от заводской охраны было бы точно намного удобнее. Впрочем, откуда же я могла знать, что все так обернется? Валера Гурьев тянул меня за собой с такой силою, что мне казалось, еще немного, и он выдернет мне руку. Но зато это неплохо помогало бежать, собственными усилиями мне не удалось бы мчаться по шпалам и щебенке железнодорожной насыпи с такой скоростью. Костя Шилов бежал следом, не отставая от нас. Краем глаза я видела, что двое охранников у двери пятого цеха сначала опешили, видимо, не ожидая, что мы вздумаем спасаться бегством. Но потом, опомнившись, они закричали: «Стоять! Стрелять будем!» Совсем как в кино. Затем бросились за нами следом, так же, как и мы, неуклюже прыгая по железнодорожным шпалам.

Мы уже успели обогнуть широченное здание цеха, рельсы вели прочь от него, к ржавым железным воротам, которые, мы видели, были в этот момент наглухо закрыты, стало быть, бежать туда не имело смысла. Мы выскочили на ту самую асфальтовую дорогу, по которой я шла сегодня днем, и изо всех сил помчались по ней в сторону заветной дыры в заборе — Валера Гурьев продолжал безжалостно тянуть меня за руку. Однако топот ног и торопливое дыхание охранников приближались. Несмотря на все наши усилия, они догоняли нас, были уже где-то рядом, их присутствие ощущалось спиной. И тогда Костя внезапно остановился и крикнул во все горло:

— Бегите! Я их задержу!

Невольно обернувшись, я увидела, что Костя отважно подскочил к одному из охранников и внезапным ударом сшиб его с ног. Второй охранник замахнулся на Шилова чем-то похожим на саперную лопату. Я похолодела от ужаса, но рассмотреть, что будет дальше, не успела: Гурьев с удвоенной силой потащил меня дальше за собой, прочь от места драки.

Мы бежали долго, выбиваясь из сил. По знакомой уже узкой тропинке, свернувшей в сторону от большой дороги, мы примчались к заветной дыре в заборе, через которую, не задерживаясь, выскочили наружу, прочь с территории завода. Я не уставала удивляться нашему исключительному везению: на этом проклятом крекинг-заводе не оказалось собак. Иначе нам бы точно не выкрутиться из той переделки, в которую мы только что попали!

Я предложила было подождать Костю возле дыры, но Валера решительно потащил меня прочь по тропинке, петляющей среди зарослей клена. И я поняла, что Гурьев, в принципе, прав: чем скорее мы уберемся подальше от крекинг-завода, тем лучше. С Костей могло случиться все, что угодно, его могли избить и задержать, а потом бы отправились искать нас. Не для того Костя жертвовал собой, чтобы в конце концов мы тоже попались, пусть и за территорией завода.

Мы выбрались наконец на асфальтовую дорогу, ведущую от проходной крекинг-завода до оживленной городской улицы, где ходил автобус. Дорога была, как всегда, пустынна. Мы шли молча, и я, чувствуя дикое беспокойство за Костю, поминутно оглядывалась, надеясь на самое невероятное. И оно случилось! Мы не прошли и половины пути, как позади нас послышался топот ног бегущего человека. Приглядевшись, мы в ночных сумерках узнали Костю.

— Отделался от них! — сообщил он, подбегая к нам. — Как, с вами все в порядке?

Вид у Кости был смущенный и довольный одновременно, несмотря на то что его пятнистая камуфляжная куртка была в нескольких местах разорвана, а на лице виднелась ссадина. Я почувствовала вдруг безумное желание броситься ему на шею и расцеловать, и бросилась бы, если бы не ехидное покашливание «криминального авторитета», наблюдавшего за нами. Это меня образумило.

Мы пошли по дороге дальше, уже втроем, к автобусной остановке. На ходу Валера протянул мне пакет.

— На, не бойся, не перемажешься, — сказал он мне. — Я его так свернул, что мокрой стороной нефти он внутри.