— Ты — что? — Меня разбирает смех, хотя, возможно, этим я обижаю Филипа — в том случае, если он надеялся на понимание и сочувствие с моей стороны.

— Я подозреваю, что у Беллы кто-то есть.

У меня падает челюсть, и я не нахожу ничего лучшего, чем заявить:

— Ты свихнулся.

Филип смотрит на меня, и в его глазах смешиваются печаль и надежда. Он явно хочет, чтобы я его разубедила. Точно такой же взгляд был и у меня, когда я ждала от Оскара приемлемых — обязательно приемлемых! — объяснений, почему он так поздно приходит с работы и куда исчезает в выходные. Меня захлестывает волна жалости, и я хочу заверить Фила, что в этом отношении со стороны Беллы не может быть подвоха. У него с ней все совсем не так, как было у нас с Оскаром.

Одновременно меня даже слегка злят его нелепые предположения.

— Белла тебя очень любит, Фил. Она тебе никогда не изменит.

— Я тоже так думал, но в последнее время она стала такая нервная и скрытная. Она звонит по телефону, когда я ухожу в душ, или вешает трубку, когда я вхожу в комнату.

— И кому она звонит, по ее словам?

— Амели.

— Ну, значит, именно ей она и звонит — наверное, по поводу поливки цветов или еще каких-нибудь мелочей. Ты же знаешь, насколько Белла дотошная.

— Я надеялся, что во время этой поездки нам представится возможность поговорить. Я знаю, что ее что-то беспокоит, и уже давно. Я пытался выяснить, что именно, но она не хочет со мной разговаривать.

— Может быть, она размышляет, что ей делать дальше. Ну, по поводу работы и всего остального. Мне кажется, она хочет разобраться с этим сама, без посторонней помощи. Она всегда была независимой. Ты же ее знаешь. Ведь она потому и уволилась из официанток, чтобы поразмыслить о дальнейших жизненных шагах, разве нет?

Филип с грустью пожимает плечами:

— Может, и так. Я думал об этом, но она ведет себя так странно, будто чужая. Я просто не чувствую, что она рядом, и скучаю по ней. Она будто что-то скрывает от меня.

— У тебя же скоро юбилей — сорок лет. Неудивительно, что она что-то скрывает, — говорю я.

— Но у нее постоянно плохое настроение и глаза на мокром месте. Что-то ее гнетет. Всякий раз, когда мы четверо должны собраться вместе, она отнекивается, говорит, что устала. Ты раньше могла себе представить, что Белла предпочтет остаться дома вместо того, чтобы выйти в город и повеселиться? Вчера она тоже не легла в одно время со мной. Она спустилась вниз и сидела в баре в саду.

— И всего-то? И на основании таких доказательств ты решил, что моя лучшая подруга тебе изменяет? — Я разозлилась на Филипа за то, что он допускает подобные мысли о Белле. И когда он успел превратиться в такого Фому неверующего?

— Этих доказательств больше, чем в случае Стиви, — но ты ведь его подозреваешь.

— Да, подозреваю — и считаю, что этим выставляю себя на посмешище, — возражаю я и вдруг отчетливо понимаю, что злюсь сама на себя. Параноидальные измышления Филипа заставили меня стыдиться своих собственных подозрений и страхов. Отсутствие доверия между любящими людьми — самая ужасная вещь на свете. Благодаря своему жизненному опыту я очень настороженно отношусь к длительным отношениям, но именно моим длительным отношениям, потому что в то же время я твердо верю, что у других людей все должно быть хорошо. Поэтому сомнения Филипа сильно меня огорчили.

Филип, заметив мое негодование, вдруг делает неожиданное и совсем не характерное для него признание.

— И еще она стала отказываться от секса, — бормочет он, глядя в стакан.

Я глубоко задумываюсь. Несомненно, этот факт заслуживает самого пристального внимания. Я знаю, чего стоило Филипу такое признание. Это правда, что уже несколько недель Белла ведет себя странно. Она была резка со мной и Амели, но я относила ее раздражительность на счет того, что ей не нравится, что я встречаюсь со Стиви. Очевидно, это не так. И вдруг меня озаряет.

— О господи, Филип! — кричу я. И как я раньше не догадалась? Это же ясно, как божий день. Все кусочки складываются в четкую картину. — Она быстро устает, что-то скрывает, у нее часто меняется настроение и она потеряла прежний пыл в постели? — Глядя мне в глаза, Филип ждет, что я скажу. — Неужели не понятно? Фил, ты скоро станешь папой!

Филип

Может, Лаура права? Ну, в принципе, конечно, это не исключено. Возможно. Но вероятно ли? Кто знает… Напевая, я бреюсь и принимаю душ. Белла лежит на кровати и щелкает пультом телевизора. Ни один из миллиона спутниковых каналов не вызывает у нее интереса. Я наблюдаю за ней из ванной, через приоткрытую дверь. Рядом с кроватью на столике стоит большая банка с желе-бобами, которую она опустошила на две трети. Кроме этого, Белла съела гигантский пакет чипсов и половину плитки шоколада «Херши» — причем «Херши» ей даже не нравится. Может быть, она уже начала есть за двоих? Но тогда ей лучше выбрать рыбу или брокколи — что-нибудь с большей питательной ценностью и меньшим содержанием желатина.

Вытираясь полотенцем, я рассматриваю поведение Беллы в последние два месяца в свете предположения Лауры. Беременностью можно объяснить резкие перемены ее настроения и нежелание серьезно взяться за какую-либо работу. Никто не захочет вгрызаться в дело только для того, чтобы потом начать все заново. Это также объясняет, почему она не хотела лететь в Лас-Вегас — некоторые женщины боятся летать на ранних стадиях беременности — и почему она перестала пить. Правду сказать, у меня мелькала мысль, что впадать в трезвость на отдыхе — это в общем-то странная затея. Беременностью можно объяснить и этот ее приступ головокружения у бассейна, и почему она не купила ничего из одежды.

Но если она беременна, почему она мне ничего не сказала?

Возможно, она просто проявляет тактичность по отношению к Стиви и Лауре, не хочет перетягивать одеяло на себя — ведь эта поездка для них и о них, а совсем не о нас. Проявить подобную деликатность очень характерно для Беллы.

Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что именно так оно и есть. От облегчения и радости у меня кружится голова. Мне сейчас смешно вспоминать о том, как вчера ночью я лежал один в постели, а в моей голове теснились ужасные, омерзительные мысли. И как я мог вообразить, что у нее есть любовник? Безумие. Во имя всего святого, мы же в пустыне. Лаура, Стиви и я — единственные знакомые ей люди во всем штате Невада.

Обернув полотенце вокруг талии, я выхожу из ванной — покрытое каплями облако нежности. За эти два дня я слегка загорел. Белла любит, когда я мокрый и свежевыбритый, — она сама мне не раз об этом говорила. Я подхожу к постели и осторожно наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в макушку. Подумать только — эта женщина носит моего ребенка! Эта удивительная, красивая, умная женщина станет матерью моих детей! Я чуть не лопаюсь от гордости. Стоя над ней влюбленным вопросительным знаком, я жду, когда она отвернется от телевизора и я смогу поцеловать ее в губы.