– У тебя есть предложения? – спросил седой.

Ну вот, это какой-то конструктив прорезается.

– Предложения? – подмывало сказать «предлагаю все забыть и меня отправить на нашу базу», но я решил, что если сразу так сформулировать, то прозвучит… легкомысленно, что ли, поэтому спросил: – Я бы сначала хотел понять ваши планы относительно меня. И всего остального. И тогда уже мог бы что-то предлагать.

– Если ты не фед, то мы к тебе претензий не имеем, – сказал седой. – Но стрельба уже была, вертолет упал, ты говоришь, что есть раненые – то есть могут быть проблемы. Мы проблем не боимся, но и не хотим. Так что предлагай.

– Вы связь с нашим анклавом установить можете?

«Клетчатый», пару секунд подумав, вытащил из висящей на боку сумки спутниковый телефон и спросил:

– Такие у вас есть?

– Есть. Даже у меня был.

– А ты помнишь номер, по которому можно позвонить и уладить дело миром?

* * *

Я побывал в Андерсоне через неделю после этого разговора. Опять вертолетом, но уже по доброй воле, с рукой на перевязи и опираясь на палку. Да и еще и в компании Эббота и Вернона Тибба, заодно и с охраной.

Костяк анклава составляли местные выживальщики, то есть люди, по определению враждебные федеральному правительству. Как и подобает выживальщикам, вместо вакцинации, в которой инстинктивно подозревали какую-то пакость, они удалились в некий «компаунд», то есть заранее подготовленное убежище, где и переждали проблемы. Когда мир окончательно развалился и под его обломками почти затихло шевеление, они взялись за военные арсеналы, попутно собирая выживших, которых в этих сельских краях было больше, чем в иных. А затем отгородились на полуострове и попутно зачищали от психов окрестности.

Каких-то дальнейших внятных планов у них не было. Выжили – и хорошо, теперь надо что-то делать. Птицу разводили, Южная Каролина вообще курами и индейками половину Америки снабжала, вот и они этим занимались, больше для прокорма. Мы раздувать историю не стали, конфликт не был нужен ни им, ни нам, так что списали все на «дружественный огонь», хотя Марку досталось довольно сильно. Но бывает, в конце концов, никто не мешал подумать заранее, стоит ли летать над Южной Каролиной именно на этом вертолете.

В общем, с выживальщиками достигли взаимопонимания, договорились о связи, даже подкинули им чего-то полезного и нужного. Они нас, в свою очередь, накормили ланчем, пообещали нам в будущем помогать, если нужно, предложили себя как дополнительную базу, на этом наш визит и закончился. Погрузились в вертолет и отправились домой.

На операции я больше не ходил, понятное дело, по своей увечности – лечился. С ребрами ничего сложного не было, сломано было два, без смещения, так что на меня даже корсет надевать не стали. Ничего непонятного не было и с переломом лучевой кости – ее соединили снова, наложили пластиковый гипс, причем еще «в плену», вполне квалифицированно, я через такое уже проходил раньше. Вот с ногой было сложнее – пусть ранение и не тяжелое, но очень неприятное. Рана была на таком месте, что даже зашить невозможно, нечего там зашивать. Попавшая углом железяка просто вырвала кусок кожи, а под кожей здесь сразу же кость. Рана пыталась затягиваться, но при резких и неосторожных движениях опять лопалась, так что я предчувствовал, что с этим придется помучиться.

Хуже всего было с локтем. Доктор сказал, что скорее всего мне фатально повредили какой-то нерв, идущий через локтевой сустав, отчего левая ладонь действовала плохо и, что хуже всего, потеряла чувствительность. Даже когда Рона ночью взяла мою руку и прижала ее себе между ног, на вопрос: «И так не чувствуешь?» – я вынужден был ответить, что предпочел бы чувствовать больше. А вообще любовник из меня был сейчас очень так себе, я даже с боку на бок с трудом переворачивался, так что Роне пришлось брать всю инициативу на себя.

В общем, моей руке требовалась операция, и вроде бы не совсем простая, так что канцелярские колеса провернулись и выдали решение о переводе меня на Кюрасао. Все равно срок этого «деплоймента»[20]заканчивался и мы должны были улетать на отдых, а там меня ждало новое назначение.

– Мы летим вместе, – в одну ночь сказала Рона. – С моим переводом давно все решено, а с твоим – как я тебе и говорила, верно? Будешь навещать?

– Как выпустят из госпиталя – буду. – Я правой рукой притянул ее к себе, поцеловав в теплые губы. – Куда я от тебя теперь денусь?

– Мы будем на разных островах, так что у тебя есть все возможности спрятаться, – сказала она, поднявшись на локте и заглядывая в глаза. – И, кстати. – Она постучала ногтем по гипсу. – Скажи, чтобы тебе там все починили, мне не нравится, что ты меня не чувствуешь.

– Только левой рукой! – возмутился я, немедленно доказав, что правой я могу потрогать ее за что угодно.

– Не хватало, чтобы еще и не «только». – Она фыркнула. – Ты что, думаешь, я бы здесь валялась, если бы у тебя ничего меня не чувствовало?

Нет, все, кроме левой руки, ее чувствует. Хорошо чувствует и хочет чувствовать дальше. Настолько, что даже мысли о возможных проблемах я отгоняю подальше. А ведь Кюрасао – это деревня, там уже все друг друга знают. И что с того, что Рона будет на Бонэйре? Насколько долго получится все это скрывать? Черт, до Янины слухи уже отсюда могут дойти, мы же здесь не скрываемся, а люди на Кюрасао едут. Еще немного усилий с нашей стороны, и информация разойдется как масло по воде.

– Кстати, в спортзале на мою виляющую задницу уже поглядывают со смыслом, пока ты здесь инвалида изображаешь. – Рона слегка толкнула меня в плечо.

– Могу изображать там, – предложил я. – Буду стрелять в каждого, кто опустит глаза ниже твоего пояса.

– Про это забыл? – Она пошевелила плечами, демонстрируя бюст.

– Тогда просто всех подряд, кто туда зашел.

Ладно, будь что будет, я все равно не в силах от нее отказаться.

Через три дня после этого разговора я загрузился в брюхо «С-130», который взлетел с полосы аэродрома военной базы в Чарлстоне – там уже построили защищенный периметр, а психов в городе довольно сильно повывели. Рона улетела в этот же день, но другим самолетом, так что мы расстались еще рано утром, в моей каюте.

Лететь, несмотря на то что полет был долгим, оказалось весело. Люди сменились, их отводили на отдых, целых два взвода, так что настроение у всех было праздничным. Кто-то уже мечтал о том, как пойдет по барам, кто-то обещал навестить всех девушек на Кюрасао – слухи о некоей гендерной диспропорции уже циркулировали, и это бойцов явно радовало. Я их понимаю, в общем-то.

Самолет сначала сел на Бока-Чику, где мы вынуждены были пару часов гулять по жаре вокруг взлетной полосы, затем полетел дальше – над голубым Карибским морем и зелеными островами в нем. За время стоянки фюзеляж нагрелся, и сразу после взлета в машине было как в душегубке, но когда набрали высоту, стало даже прохладно. На этом отрезке полета большинство летевших задремало – успели натрепаться. Да и я прикемарил, завалившись на свой рюкзак. И проснулся уже от легкой боли в ушах, когда «Геркулес» зашел на посадку на Кюрасао. Машина опустилась на бетон, скрипнув покрышками, неторопливо и неуклюже вырулила к терминалу, где и остановилась. С жужжанием электромоторов опустилась задняя аппарель.