* * *

Эвелин завязывает последний узелок, закрепляет шов, обрезает нить прокаленными на свече ножницами. Выворачивает маленький мешочек из красной фланели, кладет в него прядь волос, крохотный букет высушенных трав, сушеный же корешок и обломок коралла. Шарит на столе в поисках голубого птичьего пера, случайно смахивает на пол старую бронзовую монету.

— Подними, — вздыхает она.

— Да, Ма́дан[8].

Девочка лет десяти спрыгивает с кровати и ловит убегающий кругляш. Протягивает монету Еве, с любопытством косясь на разложенные на столе предметы.

— Мадан, вы помните сочетания всех ингредиентов для гри-гри? — спрашивает она шепотом.

Ева фыркает, кладет перо и монету в мешочек, завязывает кожаным шнурком. Окунает кисточку в пузырек с ароматическим маслом, рисует на мешочке одной ей понятный знак.

— Нэн, если ты действительно решила стать вуду-ведьмой, запомни одну вещь: ингредиент один — то, что принадлежит заказчику изначально. Волосы, ногти, пропитанный выделениями платок. А прочее подскажут тебе Лоа. На, держи. Помнишь, куда надо отнести и где оставить?

— Конечно, Мадан, — поспешно кивает девочка, принимая в ладони готовый амулет.

— Будь осторожной.

Девушка вкладывает в ладонь Нэн несколько мелких монет и провожает до двери.

— Доброй вам ночи, Мадан. Сегодня вы снова танцуете? — спрашивает девочка на пороге.

— Да. Полнолуние.

— Можно я приду посмотреть?

— Нет, Нэн. Духи сердятся, когда маленькие девочки подглядывают за взрослыми. Все, ступай. Я жду тебя здесь через две недели в то же время.

Эвелин закрывает за девочкой дверь, возвращается в комнату. Достает из-под кровати шляпную картонку, сметает в нее все, что набросано на столе, закрывает и убирает. Садится у зеркала, разматывает пестрый тюрбан, укутывающий волосы. Иссиня-черные шелковистые волны падают на плечи, водопадом струятся по спине. Ева причесывается частым гребнем, придирчиво рассматривает корни волос в зеркало.

— Так странно… Цвет как родной. Русого даже не видно, — удивленно говорит она сама себе.

Ева заплетает косу, натирает тело мандариновым маслом, забирается в кровать под шелковую простыню и засыпает. Этой ночью ей нужно быть свежей и полной сил. Еве снится ветер, несущий на сильных ладонях серебристую громадину дирижабля. У ветра морщинки в уголках прищуренных карих глаз и надменная ухмылка. Ева училась копировать ее с детства.

Девушку будит настойчивый стук в дверь. Она набрасывает пеньюар, открывает, ни слова не говоря. Этьен терпеливо дожидается в прихожей, пока Ева переоденется. Молчит. У черной шелковой рубахи сегодня запах лаванды. Эвелин усмехается тайком: Легран ненавязчиво пользуется тем, что она любит. Упорный.

Затянуть шнуровку юбки на талии. Привычными движениями убрать волосы под тюрбан. Накинуть на плечи шифоновую пелерину, заколоть ее брошью с крупным темным камнем. Застегнуть пояс, состоящий из множества сумок-карманов.

— Маску возьми, — нарушает молчание Этьен. — Сегодня будет много чужих.

— Ты взял?

— Мне незачем. Те, кто приходит к нам, и так знают, кто я такой и чем занимаюсь.

Эвелин хмыкает, берет с трельяжа две маленькие круглые баночки — черный и белый грим. Протягивает Этьену на ладони:

— Хочешь, чтобы я скрыла лицо? Нарисуй меня сам.

Она знает, что ему нравится. Она любит ощущение прикосновения его пальцев к своей коже и сосредоточение на его лице, когда он рисует. Еве хочется слегка загладить сцену в «Метрополисе», и она подпускает Этьена ближе.

Он усаживает девушку перед зеркалом, выбирает из коробки на трельяже кисточки потолще — для пудры, потоньше — для подведения контура губ и глаз. Берет угольно-черный косметический карандаш, садится напротив Евы и принимается за дело.

— Закрывай глаза, — командует он, нанеся несколько штрихов и плавных линий.

Этьен работает долго и тщательно, и Еве надоедает сидеть неподвижно. Как только по ее лицу начинает гулять пушистая кисточка, слегка растушевывая рисунок, она принимается уворачиваться.

— Смирно сиди, — строго приказывает Этьен и слегка щелкает ее по носу.

Она открывает глаза, ловит губами его пальцы. Ей нравится смотреть, как меняется взгляд Этьена — с сосредоточенного и острого на вожделеющий и просящий.

— Ева… — хрипло начинает он.

Она улыбается — многообещающе и дерзко, резко отворачивается к зеркалу. Изучает тонкое черное кружево на своем лице, удовлетворенно кивает:

— Отличная работа, месье Легран. Ну, можно ехать? — и первая направляется к выходу.

В прихожей она хватает трость и цилиндр Этьена, быстро сбегает по ступенькам. Запрыгивает на заднее сиденье кабриолета, устраивается на нем с ногами.

— Дверь запер? — спрашивает она, когда Этьен выходит из подъезда.

Он кивает, садится за руль, забирает у девушки цилиндр, кладет его на соседнее сиденье.

— Почему ты никогда не ездишь рядом со мной? — спрашивает он, заводя машину.

— А там твоя шляпа, — зевает Ева. — У меня в твоей жизни место именно на заднем сиденье.

— Petite sotte[9], — ворчит Этьен и перекидывает цилиндр назад.

— Сам дурак, — парирует она. — И с тобой рядом я не сяду. Чтобы не отвлекался от дороги.

Автомобиль несется по вечернему городу, поскрипывая рессорами на поворотах. Эвелин лежит на сиденье, закинув ноги на дверцу. Смотрит вверх, на мелькающие огни и желтый, как кусок хорошего сыра, диск полной луны. Легкая улыбка играет на губах, душу наполняет умиротворение.

— Ева!

— Чего тебе? — лениво откликается она.

— Я хочу, чтобы ты передумала.

— Хоти.

— Я сделаю все, чтобы ты изменила свое решение.

Эвелин садится, прислоняется щекой к кожаному подголовнику переднего сиденья.

— «Все» — это что? — вкрадчиво спрашивает она и дует Этьену в ухо.

— Ева. Перестань играть со мной. — В голосе вудупанка звенит сталь. — Однажды мне это надоест.

— И-и?

Машина тормозит так резко, что девушку швыряет вперед. Она шипит от боли, трясет ушибленной кистью. Звенят металлические браслеты на запястье. Этьен поворачивается, смотрит на Еву участливо.

— Больно?

— Да, больно! — огрызается она.