Они провели первые несколько дней в каникулярной неге: спали, играли, ели, Мартин катался с Кайли на лодке, а Мэй устраивалась читать или писать в бельведере. Все вместе они плавали, а вечерами сидели в шезлонгах на лужайке и рассказывали истории о звездах.

После полуночи на третью ночь их пребывания на озере Кайли во сне, как лунатик, пришла к ним в комнату. Мэй с Мартином предавались любовным ласкам, когда неожиданно обнаружили подле своей кровати Кайли. Пока Мартин натягивал на себя простыню, Мэй наклонилась к Кайли.

– Милая? – осторожно окликнула она девочку.

– Там, в звездах. – Кайли показала на окно.

– Что ты там видишь? – спросила Мэй.

– Слепой, – ответила Кайли, ее немигающий взгляд был устремлен на звезды. – Он не может видеть.

– Она спит? – прошептал Мартин.

– Думаю, да.

– Мне обязательно надо сказать ему… – Кайли смешалась.

– Сказать ему – что? – спросила Мэй.

– Куда смотреть, – договорила Кайли.

Потом, развернувшись, девочка пошла назад в свою комнату.

Поднявшись с кровати, Мэй осторожно проводила дочку до самой кроватки, чтобы с ней ничего не случилось по дороге. Убедившись, что Кайли крепко заснула, Мэй поспешила обратно, чтобы записать случившееся в синем дневнике.

– Что это было? О чем это она? – спросил жену Мартин.

– Я не уверена, – ответила Мэй, стараясь не упустить ни малейшей детали.

– Ты все еще ведешь свой дневник?

– Да. – Мэй отложила в сторону ручку.

– И какая от него польза?

Мэй посмотрела на него. Она думала о гипотезе, выдвинутой доктором Уитпеном, что видения Кайли каким-то образом связаны с историей Мартина, но оставила это при себе.

– Это помогает докторам понять, что с ней происходит, – нашлась Мэй.

– О каком слепом она говорила, а? – не унимался с вопросами Мартин. – Я что-то не слышал о таком созвездии.

– Я знаю, – Мэй внимательно разглядывала звездное небо из окна.

Позвонила Шарлотта, предложила посидеть с Кайли, и после некоторого раздумья Мэй решила согласиться.

Им с Мартином необходимо было какое-то время побыть вдвоем. Они говорили о том времени, когда, расставшись, жили порознь, о поражении в Кубке Стэнли, о надеждах на лето.

– Что ты там делаешь? – спросил Мартин на следующее утро, когда обнаружил, что она уже проснулась.

Они старались наверстать упущенное за весну, и весь полдень и вечер накануне был заполнен трогательными прикосновениями, совместным купанием и удивительной нежностью. Теперь, когда она направилась к окну открыть занавески, он протянулся к ней через кровать и схватил ее за ногу.

– Уже полдесятого, – сказала она. – Знаешь, когда я в последний раз спала так поздно? Это было…

Но у Мартина был крепкий захват, и он потянул ее назад прямо в постель. Не успела она свалиться, как он уже накатился на нее.

– Девять тридцать – это ничто, – воскликнул он. – Нам представился случай побыть наедине, и я не выпущу тебя до самого полудня.

– Но там так красиво. – Она показала на окно, где яркий солнечный свет проникал через щелку между занавесками. – Мы должны…

– Не должны мы ничего, – притворно возмутился Мартин, откидывая назад ее волосы и крепко целуя.

– Я никогда не сплю до полудня, – прошептала Мэй.

Его руки медленно двигались по плечам, от плеч к груди и далее к животу.

– Кто это тут говорил что-нибудь про сон? – удивился Мартин, целуя ее в шею.

Они снова были близки, потом Мартин принес ей кофе в кровать, потом Мэй открыла занавески, потом Мартин закрыл их. Когда он вернулся от окна, Мэй заметила, что он щурится и прикрывает глаза.

– Что с тобой? – встревожилась она.

– Оказался еще не готов к дневному свету, – отшутился он, устремляясь к ней. – Возвращайся-ка сюда, женщина.

Мэй хотела его еще о чем-то спросить, но страсть увлекла ее. Мартин был крайне настойчив. Зная о крепости его мышц, никак нельзя было предположить, что он может быть таким нежным, и Мэй погрузилась в нахлынувший на нее мир ощущений, о существовании которых она даже не догадывалась.

– Так хорошо? Тебе нравится так?

Его вопросы ошеломили ее. Она настолько растворилась в нем, не различая, где заканчивалась она и где начинался Мартин, что ей чудилось, как ее голос, мысли и чувства сливаются с ним в одно целое.

– Это невероятно, – прошептала она.

– Расскажи мне, – попросил он.

– Только телом, словами не смогу.

Даже через закрытые занавески пробивался яркий свет, когда солнце поднялось выше, и Мэй подошла к окну, чтобы опустить шторы и погрузить комнату в полумрак.

– Я думал, тебе требовалось солнце, – поддразнил он.

– Я не хочу ни видеть, ни слышать, – сказала она, дрожа от возбуждения. – Я только хочу чувствовать тебя.

– Какая ты неистовая, – сказал он.

– Только с тобой. – Она устроилась подле него.

Их разлука многое изменила, и теперь она чувствовала себя ближе к нему. Целуя ее губы, Мартин закрыл ей глаза ладонью. Лишившись возможности видеть, она ощущала его дыхание на своей щеке, его руки, обнимающие ее тело. Прикосновение его пальцев к коже, прикосновение губ, его поцелуй – все ощущения стали острее и глубже. Мэй ошеломила такая острота ощущений при физической близости с Мартином, когда она была лишена возможности видеть. Она никогда не верила, что такое бывает. Они не говорили, и она не могла видеть, и она знала, что отказалась от зрения и прислушивалась к прикосновениям, чтобы испытать новый уровень доверия между ней и мужем.

Шли дни, и их жизнь стала отчасти входить в привычное русло. Перестали трезвонить репортеры с просьбами дать им интервью. Воспоминание о тех ужасных послед них нескольких секундах игры начало постепенно стираться из памяти. Рэй зашел поговорить, и они с Мартином пили пиво и проводили «посмертный» анализ игровых ситуаций на открытой веранде.

Еще в Бостоне Мэй разработала систему общения с Тобин при помощи телефона и факса, и этим летом они улучшили ее для Канады. Они договорились, что с июня по сентябрь на месте со всеми новыми клиентами общается Тобин, а Мэй просматривает все проекты свадеб из Лак-Верта.

Однажды, когда Мартин и Рэй отправились на рыбалку, Мэй пригласила к себе Дженни и Шарлотту. Пока девочки играли снаружи, их матери беседовали между собой на передней веранде.

– Как Рэй воспринимает поражение? – задала Мэй давно волнующий ее вопрос!

– С каждым днем ему понемногу становится лучше. А первые сутки он реагировал с явно повышенной чувствительностью на имя Мартина Картье.