Йорг сбросил ее с себя и откинулся на противоположную скамейку, там, где его не достали бы ее ногти, кровь стекала из уголка рта.

— Я… я скажу, когда будет довольно, король Ренар.

Она выплюнула слова, с трудом дыша. Ей хотелось большего, но это убило бы ее. Каждый сантиметр ее тела горел огнем пробужденной жизни. Йорг оказался ключом к замку. Возможно, подошел бы любой другой мужчина, но казалось правильным, что это был он.

Йорг откинул назад слипшиеся от пота волосы и подвязал узкие штаны — пояс был безнадежно поврежден.

— Не уверен, что вы на ногах удержитесь, мадам.

Мелькнула лукавая ухмылка. В этот миг он казался совсем молодым.

— И так вершится дипломатия на Конфессии? — спросила она. Сердце все еще колотилось, она лежала в тепле и влажности.

— Доберемся — посмотрим. — Йорг подобрал с пола несколько оторванных пуговиц и потянулся к двери. — А когда меня коронуют, настанет время для нашего последнего поцелуя.

Можно подумать, она преклонит колени, чтобы поцеловать его руку. Какое высокомерие.

— Возвращаешься к своей милой, Йорг?

Челла изобразила улыбку, которая не подходила к губам.

— Она слишком хороша для такого, как я, Челла. Я безнадежно испорчен, я такой. — Он снова сверкнул улыбкой и открыл дверцу. — Только подберись к моему сыну — убью. — И исчез.

Я пустил Брейта легкой рысью, проехал мимо гвардейцев, сопровождавших делегацию Затонувших Островов, и приблизился к золотой армии, окружающей делегации Анкрата и Ренара. Катрин и два голоса от отца, я и мои семь.

Катрин узнала бы. Как-то да узнала бы, даже не заходя в мои сны, почувствовала бы на мне запах Челлы. Миана просто покачала бы головой, как мать, хотя вообще-то она сама еще ребенок. «Никогда не говори мне, я не хочу знать». Вот все, о чем она когда-либо просила меня. И я как мог выполнял эту просьбу. Конечно, она заслуживала лучшего, но дать ей это мог лишь человек, который был бы лучше меня.

Я обнаружил на губах глупую улыбку и стер ее. Язык болел, полосы на спине горели. Раны от ногтей обычно болят сильнее, чем неглубокие ножевые порезы. Овладеть Челлой — плохой выбор, но вся моя жизнь — это череда опасных решений и отчаянных попыток достичь лучшего результата. Хотя, давайте по чести, это не было выбором. В какой-то момент мы осознаём, что мы — всего лишь путники, со всем нашим интеллектом и титулами, таскающие за собой мясо и кости, зная, что это все, что им надо. Когда плоть встречается с огнем, она хочет отпрянуть и так и делает, что бы вы об этом ни думали. Бывает, что мужчина встречает женщину, и те же силы работают противоположным образом.

Макин ехал со мной от конца нашей колонны до кареты Холланда.

— Оставляете их одних плести заговоры?

Он смотрел подозрительно, будто знал, что я что-то замышляю.

— Требуют суждения. Я не готов сказать, что они ожидают. А если они…

— Скучали по нашему обществу, да?

Макин подъехал совсем рядом, плечом к плечу, от него слабо пахло гвоздикой. Мне не нравилось, что он так старался скрывать истинного Макина, но я едва ли мог полагаться на чувства. Красный Кент присоединился к нам и тоже спросил:

— Заскучали, да?

— По вам? Да ты же помнишь Челлу — залы левкротов, болото — сколько, по-твоему, можно высидеть в ее карете?

Оба какое-то время ехали молча, глядя через поле. Что именно из тех встреч они представляли себе, не знаю. За поворотом показалась карета Холланда.

— Ну, достаточно долго, — сказал Макин, отвечая на вопрос, о котором я уже успел забыть. — Я бы с ней проехал довольно долго.

Кент потянулся и поправил ворот моей дорожной туники, что делал в последний раз, когда мне было лет десять.

— Москит укусил, — прошелестел он обожженным горлом и коснулся своей шеи. — И немаленький, судя по всему, вроде того, что мы видели в болотах Кантанлонии.

Я слез с седла на подножку кареты, не прося кучера остановиться.

— Скучали без меня, отец Гомст?

Я захлопнул за собой дверь и рухнул между Катрин и Мианой, одна быстро убрала книгу, другая подхватила сына.

— Оррин тебе не рассказывал, как мы познакомились в пути, Катрин?

Я не дал доброму епископу возможности ответить.

Она закрыла книгу — небольшой потрепанный томик в красном кожаном переплете.

— Нет.

— Гм-м. А я-то думал, что произвел впечатление.

— Иган зато рассказывал, несколько раз. Между прочим, Иган не страдал многословием, — ответила она.

Позади меня Уильям забеспокоился, ища грудь.

— Он сказал, что Оррин поступает глупо, играя с тобой, позволяя тебе жить, что на его месте сразу убил бы тебя.

— Ну, мне было всего четырнадцать, и в конце концов я превзошел его — куда быстрее. В любом случае, у меня тогда был друг, который поджарил бы Оррина, не вынимая из доспехов, просто чтобы сполна насладиться победой. В общем, даже задним числом, — Оррин там был самым разумным.

Карета катилась дальше, а я тем временем достал кольцо и ловко (благо практиковался немало) направил его на Высокий Замок. За годы подобных наблюдений не удалось толком раскрыть планы моего отца, разве что стало ясно — они не написаны двухметровыми буквами на самой крыше. Теперь я видел, как над городом тянется дым — черная работа огня, запечатленная на Высоком Замке, на улицах Крата. Казалось, Мертвый Король сжигает мое прошлое, так же как Зодчие планировали сжечь мое будущее. Если его темный поток обратится в потоп, Зодчие покончат с нами, прежде чем подобная магия погубит мир.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что на Сейне — черные паруса и по обоим берегам маршируют колонны. Легионы Мертвого Короля уже прошли Геллет. Шагая день и ночь, они вполне имели шанс нагнать нас у ворот Вьены. Оценить размеры орды оказалось непросто, она растянулась по берегам — наверное, десятки тысяч. Наверняка в пути и другие присоединятся. И тем не менее — мертвяки против тяжелой кавалерии и городских стен. Как поспешно.

— Что вы видите? — спросил Гомст, пока я считал.

— Беду.

Мысль о том, как мертвые оскверняют сады Анкрата, клинком вошла под ребро и повернулась. Неужели даже захоронения в Пер-Шезе отдали своих мертвецов? Возможно, в Высоком Замке я и не удержу полчища мертвых, но в другое время, рядом с Девушкой, что ждет весны, и могилой, в которой похоронил Джастиса, я бы справился.

Я откинулся назад, глаз разболелся — я уже больше двух часов смотрел в кольцо. Миана спала, приложив ребенка к груди. Я подумал об отце, сидящем на троне в железной короне. Старый ублюдок мертв? Я не знал, что с этим делать, как-то все не складывалось, куда ни поверни. Я должен был убить его, покончить с ним. Судьба вела меня к этому мгновению сквозь годы… Я потер больной глаз и подался вперед, уперев локти в колени и положив голову на руки. Не может быть, чтобы отец умер. Я отложил этот вопрос, чтобы поразмыслить о более удобоваримых вещах.