Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же касается пресловутых «свидетельниц» из женской тюрьмы в Манси, то обсуждать всерьёз их показания в какой-то степени даже неловко. Это вообще никакие не свидетели в юридическом понимании термина «свидетель» (т.е. лицо, которому известны значимые для суда и следствия обстоятельства). Все эти женщины слышали из уст Диль-Армстронг некие рассказы, причём сам факт того, что она говорила приписываемое ей, не имеет никаких объективных подтверждений (нет ни одной магнитофонной записи этих якобы многочасовых бесед). Все эти «свидетели» вполне могли оклеветать Марджори просто в силу того, что были несвободны в своём поведении: они являлись наркоманами (т.е. имели психологическую и физиологическую зависимость от наркотиков), а кроме того, уголовными преступниками (т.е. лицами, зависимыми от правоохранительных органов и ограниченными в своих гражданских правах). Тюремные осведомители вообще крайне плохие свидетели в суде по причине несвободы своего выбора: объективный судья всегда испытывает сильные подозрения относительно добровольности их показаний. А в данном случае мы видим, что сторона обвинения вытащила на суд в октябре 2010 г. аж семерых таких свидетелей (интересно, почему не семьдесят? Не может быть никаких сомнений в том, что Пиччинини при желании смог бы доставить в суд даже 70 таких свидетелей.).
Кстати, даже если считать, что все эти женщины были в своих утверждениях абсолютно и бескорыстно искренни и Марджори Диль-Армстронг действительно говорила всё то, что ей приписали, то даже такое допущение отнюдь не свидетельствует о действительной причастности Диль-Армстронг к инкриминируемому ей преступлению. Дело в том, что многие люди, оказавшиеся в тюремной среде, склонны позиционировать себя более «крутыми и опасными», нежели есть на самом деле. Они рассказывают о деяниях, которых не совершали, и преступлениях, которых никогда не было, с единственной целью – показать окружающим, что они опасны и их лучше не задевать. Можно сказать, что в данном случае мы видим нечто, что можно назвать «психологической мимикрией». Поведение это вряд ли следует считать оптимальным, оно скорее способно создать новые проблемы, но многие заключенные именно в нём видят выход из затруднительных положений, ибо слабость в уголовной среде непростительна. Поэтому нельзя исключать того, что Марджори Диль-Армстронг действительно говорила то, о чём рассказали в суде её тюремные товарки, но это вовсе не означает правдивости всех этих басен.
В связи с представлением в этом судебном процессе свидетелей из уголовной среды хочется провести вполне уместную параллель с событиями недавней отечественной истории. Многие из читателей помнят довольно громкие отечественные процессы по «делу ЮКОСа» – т.н. «дело Пичугина» и «дело Ходорковского, Лебедева, Крайнова». Их разбор по существу не входит в предмет настоящего очерка, однако упомянутые судебные процессы заслуживают быть упомянутыми здесь. Свидетелями обвинения в ходе этих судов фигурировали находившиеся под стражей Геннадий Цигельник и Евгений Решетников. Участие в суде лишённых свободы лиц вызвало возмущение на Западе, причём как юристов, так и журналистов. О том, что в России суды действуют неправовыми методами, не написал в 2007—2009 гг. разве что ленивый. Эта точка зрения не лишена оснований, уголовники действительно плохие свидетели для суда, о чём уже было написано выше. Но странно, что появление двух свидетелей-уголовников в отечественном суде вызвало бурное негодование на Западе, а вот вопиющий суд в Пенсильвании с участием семи таких свидетелей почему-то не привлёк к себе особого внимания. В высшей степени показательный пример двойных стандартов в области правосудия!
И наконец, заканчивая подзатянувшийся анализ суда над Барнсом и Диль-Армстронг, нельзя не коснуться следующего аспекта. Вне зависимости от того, принимали ли обвиняемые участие в создании взрывного устройства и организации ограбления банка PNC, вопрос о виновности в убийстве Брайана Уэллса оказался изначально вынесен за скобки судебного процесса. Даже если считать, что доставщик пиццы на самом деле был вовлечён в преступную группу и действовал в сговоре с убийцами, факт его гибели от взрыва бомбы не мог быть поставлен под сомнение. Тем менее, налицо явный казус: жертва убийства есть, обвиняемые в создании преступной группы и изготовлении взорвавшейся бомбы тоже имеются, сам факт гибели человека от подрыва взрывного устройства никем не оспаривается, а вот обвинения в убийстве нет! Как же так?! Ситуация эта выглядела до такой степени нелепой и нелогичной, что сестра Брайана Уэллса как во время суда, так и после его окончания сделала ряд резких замечаний, выражавших её крайнее возмущение цинизмом прокуратуры. И она была права: прокуратура действительно повела себя цинично. Но почему же так случилось, и что подобная тактика могла означать?
Причина странного невыдвижения обвинений в убийстве заключалась в том, что столь тяжкий состав преступления всегда требуется тщательно обосновывать. Одних голословных утверждений свидетелей для этого недостаточно – требуются улики, которых, как было отмечено выше, у обвинения не существовало. Прокуратура ясно сознавала слабость своей позиции, и, не имея возможности подкрепить обвинение в убийстве объективными материалами, попросту не стала это обвинение выдвигать.
Эта маленькая деталь весьма красноречиво показывает слабость и бездоказательность обвинения, причём эту слабость изначально понимали и сами обвинители. При наличии у прокуратуры того, что и как сумел «раскопать» спецагент Кларк и его помощники из ФБР, этот судебный процесс вообще не следовало бы устраивать. Но, по-видимому, во всём этом деле присутствовала некая политическая целесообразность, которая требовала продемонстрировать успешное разоблачение злоумышленников.
Что было дальше?
Приговор был обжалован обоими осуждёнными, что представляется вполне ожидаемым в свете изложенных выше обстоятельств. Защита Барнса в своей апелляции напирала на его сотрудничество с органами защиты правопорядка, раскаянии и признании вины. Дуглас Сагро, защитник Марджори, зашёл с другой стороны – в своей апелляции он указывал на отклонения в психике его подзащитной, которые были диагностированы задолго до 2003 г., и на этом основании оспаривал её подсудность. Самые проницательные читатели вряд ли удивятся тому, что в отношении Барнса приговор был пересмотрен – ему тюремный срок снизили до 20 лет, а вот апелляция на приговор Диль-Армстронг была отклонена.
Итак, конечный итог всей этой мрачной истории можно свести к финалу в таком виде (по состоянию на март 2023 г.):
– Флойд Стоктон жив и находится на свободе в неизвестном месте. Его здоровье крайне ослаблено, у Стоктона больные сердце и печень, он не даёт интервью и не появляется в интернете под своим именем. Эдакий человек-невидимка, отправивший на нары своих подельников (или мифических подельников – это как угодно) и ловко ускользнувший из цепких лап американского правосудия;
– Кеннет Барнс находится в заключении и выйдет на свободу, если останется жив, в марте 2026 г. в возрасте 72 лет. У него целый букет тяжёлых заболеваний, обусловленных грехами молодости, так сказать, и есть определённые сомнения в том, что Кен доживёт до указанной даты. Вместе с тем, тюремный режим весьма пользителен для здоровья