— Стас, я тебе еще…

— Нет, ты мне больше не нужен.

— Хочешь, чтобы…

— Да!

— Ты уверен, что…

— Да!

Илья неодобрительно покачал головой:

— Стас, возьми себя в руки. Мне действительно придется уйти, если ты еще раз скажешь…

— Да!!! — Он не знал, что еще нужно сказать, чтобы избавиться от этой назойливой опеки, но сейчас он готов был сказать все, что угодно.

Вздох. Призраки, оказывается, тоже могут вздыхать тяжело и горестно. Совсем как живые.

— Прощай, Стас! Может быть, когда-нибудь…

— Пошел на…

Хрусть! По бубну Колдуна прошла трещина. Бубен раскололся надвое. За ним на две части распалась фигура в шаманской накидке.

Нижняя часть разломанного силуэта ушла в пол. Верхняя — поднялась к потолку и растворилась где-то там, в переплетении труб и кабелей.

Стас вдруг ощутил такую тишину и пустоту, что заныло под ложечкой и зазвенело в ушах.

Колдун действительно ушел. Ушел по-настоящему. А вместе с ним не стало чего-то еще, к чему Стас успел привыкнуть. Чего? Он не смог бы сформулировать. Дружбой это назвать сложно. Помощью? После того, что стало с Катей, — вряд ли. Такая помощь хуже вреда. Пусть Колдун теперь подсказывает и помогает кому-нибудь другому. Ему он не нужен.

— Катя! — позвал Стас.

И ничего не услышал в ответ. Только почувствовал. Мимолетно. Вскользь.

Неприятное что-то.

Кати больше не было, зато остался ее страх. На миг Стас ощутил — очень явственно и отчетливо, — КАК она боится его. Боится даже сейчас, после своей смерти. Боится больше, чем Ящера, заполучившего свою жертву.

Стасу самому стало страшно от такого ее страха.

Как-то отстраненно Стас понял, что «Боевой крот» движется уже не по грязи, а в твердой породе. Причем движется довольно бодро. Неудивительно: машина находилась в той стихии, для которой создавалась.

Густая жижа за бортом затвердела окончательно. А короста безразличия, сковавшая душу Стаса, была, наверное, крепче титановой брони субтеррины.

Смерть Кати… нет, хуже, чем просто смерть, — жертвоприношение — он переживал тяжело. Путь до следующей точки «всплытия» Стас почти не помнил. Он снова потерял счет времени.

Кажется, навигация опять выкидывала какие-то коленца. Вернее, не в навигации было дело, а в том, что творилось за бортом. То ли это случилось в крепости Эрлик-хана, то ли — в грязевой ванне Ящера, то ли и там и там, но «Боевой крот» снова продвинулся на такое расстояние, которое он никак не мог преодолеть. Вероятно, произошла очередная пространственно-временная аномалия, характерная для адских глубин.

Стас послушно дежурил в отсеке управления, рассказывая Гришко, что происходит за титановой обшивкой. Но теперь он выполнял свои обязанности как во сне. Кажется, пару раз они натыкались на каких-то тварей, однако Колдуна больше не было рядом, чтобы объяснить, кто это такие, а у тварей не хватило для нападения сил, смелости или интереса к субтеррине.

Стас тоже не проявлял интереса к тому, что происходило вокруг и внутри машины. После смерти Кати он сам был как машина. Он был сам в себе и сам с собой. Да еще, пожалуй, с тем, с другим Стасом. Который Двойник. Который как мог поддержал и посочувствовал.

* * *

Почему-то на душе у Стаса сейчас было особенно скверно и тягостно. Его словно давили непонятные чужие переживания. Или просто у этого унылого места такая гнетущая аура?

В городе, по которому шел Стас, было пусто. Собственно и городом назвать эти развалины теперь сложно. Нижний Тагил был уничтожен почти полностью. Большинство построек сметены до первого-второго этажей. По выгоревшим улицам, заваленным строительным мусором и оплавленными машинами, будто прошелся чудовищный сель, выметая губительным веником всю здешнюю жизнь без разбора. Даже деревья тут не росли, даже травы не было. Все — мертвое. Голый расколотый асфальт щерился провалами и трещинами. Усиливающийся время от времени, пульсирующий ветер гонял туда-сюда редкие, залетевшие откуда-то из-за городской черты листья и уличный мусор. Над головой Стаса поднимались в воздух старые желтые газеты и прозрачные целлофановые пакеты, каким-то чудом не сгоревшие вместе с домами и машинами.

И — никого. Ни людей, ни мутантов. Так, наверное, должно выглядеть царство Смерти.

И даже дозиметра нет, чтобы узнать: можно ли здесь вообще ходить человеку? Стас не снимал противогаза.

Он остановился перед разрушенным постаментом, под которым валялся перевернутый ржавыми гусеницами кверху танк. Когда-то, наверное, это был памятник чему-то выдающемуся и значительному. Теперь это память совсем о другом. О чем ни знать, ни вспоминать не хочется.

За танком громоздилось здание, похожее на источенный водой и ветром песочный брусок. И не понять уже, сколько в нем изначально было этажей: три, четыре или пять. Осталось два. Возле здания — кучи мусора и битого стекла. Над входом угадывались большие буквы. Надпись не полная, но прочитать можно: «Ура…агонзавод».

«Ура», значит, «агон», значит… М-да, завод здесь был. И не маленький притом. Завод — ура, завод — агония. А полуразрушенное здание, что устояло за сползшим с пьедестала танком, — то ли заводская контора-администрация, то ли помпезная проходная.

Дальше располагались необъятные производственные территории. Над развалившимися цехами виднелись огрызки заводских труб. Куцых, потрескавшихся, рассыпавшихся. Их словно косо срубили огромными саблями-труборубами. Над трубами вился то ли пепел, то ли мусор. Если смотреть издали, впечатление складывалось такое, будто остатки труб все еще дымили.

А может, это какие-то мелкие летающие твари? Стас поднял автомат.

«Дым» над трубами, который конечно же не был дымом, обрел форму и сложился в лицо. В его, Стаса, лицо, не закрытое противогазом. Что ж, знакомая картинка, хотя и масштабы другие.

Стас опустил оружие.

Лицо смотрело на него. Он смотрел на лицо. Смотрел и ужасался. Страшно было видеть себя таким. Тому, другому ему, было сейчас хуже, гораздо хуже, чем ему самому. Почему — Стас не знал, но это было видно в зависшей над заводскими развалинами туче. Горе, отчаяние, безысходная тоска и что-то еще читалось на этом лице.

— Не надо, — хрипло пробормотал Стас в противогазную маску. — Так не надо. Слышишь? Все проходит. Это тоже пройдет.

Он понятия не имел, что «это». Но другие слова утешения на ум не приходили. Трудно утешать самого себя, если даже не знаешь, в чем твоя проблема. Зато он сочувствовал своему неизвестному горю искренне, всей душой.

Лицо из «дыма» кивнуло ему.

Что это? Благодарность? Вежливость? Порыв ветра? Глюк?

Кивнуло и рассеялось.

На территорию завода Стас решил не заходить. Да и вообще зря он сунулся в этот мертвый город. Лучше обогнуть его стороной. Может, тогда перестанут, наконец, скрести на душе проклятые кошки!