Акробатка застыла перед ним, глядя в его голубые, необычайно человеческие глаза. Она не замечала моего присутствия, и некоторое время мы оба стояли, разглядывая обезьяну, – каждый погрузившись в свои мысли. Наконец я прокашлялся:

– Простите, мадам, – начал я. Она подпрыгнула и обернулась. Похоже, она плакала: оборки пачки подрагивали. – Мадам, я полагаю, вы моя мать. – Она смотрела на меня. Не говоря ни слова. Просто смотрела. – А этот… джентльмен – мой отец, – решился я. – Верно?

– Господи святый, – проронила она, сделав глубокий вдох. – Занятно встретить вас здесь.

Она прикусила губу. Я протянул руку, и Акробатка ее взяла. Мы обменялись формальным рукопожатием.

– Мадам, думаю, вы должны со мной объясниться, – проговорил я.

– Ну, наверно, Тобиас, – вздохнула она. – Наверно, должна.

– Вы… знаете мое имя?

– Да.

Она все мне рассказала. Гораций Капканн похитил ее и держал в клетке на «Ковчеге».

– На старом невольничьем судне, – пояснила она. – Раньше он этим занимался. Плавал из Лондона в Африку и Джорджию, торговал рабами. Но потом у него целый корабль помер, и в Лондоне случился огромный скандал. Поэтому он перешел на животных – стал плавать на капере для Королевы Виктории. Для коллекции Царства Животных Ее Величества. – Я кивнул. Все это пока совпадало с рассказом доктора Скрэби. – Но я узнала, что у него имеется другой бизнес. Потому я и оказалась в клетке с этим… уважаемым джентльменом, – произнесла Акробатка. Голос ее стал мягче, и она сжала ладонь обезьяны в своей. Странная, трогательная картина.

– Другой бизнес? – переспросил я. – Какой еще бизнес? Но она меня не слышала; она говорила, будто в трансе:

– О планах Капканна мне сообщил Хиггинс. Сам Капканн мне ничего не рассказывал, понимаете? Я-то думала, меня там держат, чтобы развлекать джентльмена, играть с ним. Но вскоре он стал значить для меня гораздо больше. – Я покраснел; маленькая женщина продолжала необычайную повесть о моем происхождении. – Я смекнула, что нахожусь в интересном положении, примерно в то же время, когда узнала, чего на самом деле хочет Капканн. Это и был его другой бизнес.

– Он хотел, чтобы вы и он – джентльмен…

Я не мог подыскать нужное слово, чтобы закончить вопрос.

– Да. Хиггинс рассказал, что он надеялся вывести от нас потомство.

– Надеялся вывести потомство? Надеялся? Но зачем? – Мне сделалось дурно.

– Рабы, – отвечала она. По спине пробежал холодок. – У него имелась теория. После скандала из-за погибших невольников и кампании за отмену рабства он долго вынашивал план скрестить человека и обезьяну и получить потомство. Создать новый вид рабов – которые не совсем люди. «Изначально низшую расу», как он их называл. Видите ли, если ты, строго говоря, не человек, – пояснила она, – у тебя нет никаких прав.

Я выдохнул.

– Но зачем? – спросил я.

– Деньги, – прошептала моя новоявленная мать. – Он хотел разбогатеть. Он видел, как работорговля подошла к концу. И понял, что невольники-люди рано или поздно все равно получат такие же права, как остальные. И единственный способ найти дешевую рабочую силу без шумихи – создать…

– Понимаю, – кивнул я.

– Да. Но он недооценил моего друга-джентльмена.

Мы оба посмотрели на последнего – со смесью жалости и восхищения.

– Так вот, когда я это узнала – то, что задумал Капканн, – я поняла, что мы должны бежать, даже ценой… – Она опустила голову. – Они все умерли, – резко бросила она. – Это произошло в ночь, когда разразилась буря. Когда Стид пришел отдать нам похлебку, я отвлекла его небольшими знаками внимания, а мой друг-джентльмен стащил у него из карман ключи от клетки. Когда они все поднялись обратно в каюты, мы открыли всех животных, чтобы отвлечь внимание от нас; все выскочили и принялись драться, раздирая друг дружку на куски. – Она умолкла и зажмурилась, с болью вспоминая произошедшее. – Это был настоящий кошмар. Они все убивали друг дружку, а мой друг-джентльмен – когда увидел, что к нам приближается Капканн, – бросился и схватил его за горло. Он почти что убил его, я кричала – давай, задуши его, – но у Капканна в руке оказался шприц. Игла вошла в моего друга, и джентльмен рухнул замертво на пол. – Ее глаза наполнились влагой.

– Значит, его убил Капканн? Шприцом?

– Да. – Она посмотрела на меня, и из глаз у нее хлынули слезы. Она даже не попыталась их вытереть. – Он умер, пытаясь спасти мою жизнь, Тобиас. И твою. Я не смогла его остановить. – Она рыдала. – Я видела, как он умер. – Я нерешительно обнял мать за плечо и вручил ей платок. Она схватила его и яростно высморкалась. – Он так любил жизнь, – прошептала она сквозь слезы. – Он был такой веселый, такой умный, такой невинный. Такой добрый. Сплошное наитие. Я сразу поняла, что он не человек, – как только увидела его при свете. Я никогда не считала его человеком. – Она погладила его руку. – Он был больше, чем человек. – Она замолчала. – И лучше. – Из глаз снова потекли слезы. – Он отдал за нас жизнь, Тобиас, – прорыдала она. – Его не просто так назвали джентльменом.

Я с болью сглотнул.

– А потом? – прошептал я.

– Когда я увидела, что он мертв, – всхлипнула она, – я выпрыгнула из корабля. Я понятия не имела, где мы. Могли быть и в Карибском море – я знать не знала. Но оказалось, что в Ла-Манше. Наверное, мы уже возвращались. Так вот, я плыла, пока чуть было не утонула. На мне – только пачка. Холодно – просто жуть. Я чуть не замерзла – но я хорошо плаваю. Потом запуталась в рыбачьей сети, и меня потянуло за ней. Наверное, меня вытащили рыбаки, потому что я очнулась в вонючей рыбацкой барке. Следующее, что я помню, – я в проклятых лондонских доках, подумать только. Я направилась прямиком в работный дом. И там родила тебя.

Я пошатнулся.

Внезапно Акробатка рассмеялась:

– Как ни глупо, но я, когда увидела твой хвост, перепугалась до чертиков.

– Што с вами, Фиалка? – спрашивает Кабийо, возникая рядом с оброненным веером мисс Скрэби и обмахивая ее. – Вам несдоговится, та chérie?

Он уже видел такое лицо. Годы назад, свое собственное лицо – когда смотрел в зеркало на борту «Бигля», вспоминая о любимой Саскии.

– Да. Мне вдруг сделалось очень дурно! – хрипло шепчет Фиалка, все также вцепившись в кресло. – Вы должны помочь мне, мсье Кабийо! Мой отец хочет убить и сделать чучело из человека, с которым я… которого я…

– Любите, – заканчивает Кабийо. Он знает. Это написано у нее на лице. – Тогда вам нужно с ним бежать, – предлагает он.

– Как? – стонет Фиалка, горестно заламывая пухлые руки.

– Я откгою вам двеги ку'ни, та chérie! A тепегь идите са ним! Быстго!

Фиалка – сердце стучит во вздымающейся груди, словно боевой барабан, – озирается; двое ученых и их свита, толпа смеющихся гостей, закончили поиски в северном углу залы и теперь двинулись в западный – к другой мраморной колонне.