было. Пока жил в Одессе, регулярно посещал известный Привоз, где действительно можно купить всё. Да и я продал там пару сотен пластинок западных хитов и пяток музыкальных проигрывателей, которые у меня с руками отрывали. Главное – не попасться сотрудникам милиции.

Из Одессы я отлучился дня на четыре и смотался в Киев. Там увёл с железнодорожной станции новенькую красно-белую «Волгу» – ГАЗ-21. Ну и армейский ГАЗ-66, бортовой, с крытым кузовом. Больше ничего не попалось, какие-то безмашинные были дни, только эти два эшелона, и всё. Задерживаться в Киеве не стал, вернулся в Одессу.

А в августе по побережью, не заезжая в Крым, я отправился в Геленджик. Хотел узнать, что там с семьёй. Признаю, тянул время, как-то не по себе было, но вот собрался с духом. Первым делом в Геленджик, а потом и в станицу. Пора.

Добравшись до этого приморского городка, теперь уже курортного, который разместился по берегам бухты в виде подковы, я уже на следующий день выяснил, что дома, где я проживал с семьёй и откуда ушёл на последнюю рыбалку, на которой меня и похитили, уже не существовало. Там шла немалая стройка, ставили кирпичные пятиэтажки, так что целый квартал частных домов просто исчез.

Походив по соседнему частному району, где стройки ещё не было, я у одной старушки выяснил всё что хотел. Она дружила с моей матерью и хорошо знала семью. Когда я пропал, меня, конечно, поискали, погоревали, а летом сорок пятого окончательно перебрались в станицу.

В доме остались Раиса с детьми и Айболит, который умер осенью сорок пятого. В сорок седьмом Раиса снова вышла замуж и родила ребёнка, но муж её вскоре бросил. Раиса по-прежнему живёт здесь, работает продавщицей в магазине. Дом и участок у неё забрали, а взамен выдали двухкомнатную квартиру с балконом на третьем этаже в новой пятиэтажке. Так что с ней всё в порядке.

Я всё же подкараулил её и глянул со стороны. С трудом узнал: теперь это была сорокапятилетняя, изрядно расплывшаяся бабища с крикливым голосом. Хм, замечал, что продавщицы в советских магазинах на одно лицо: засаленные халаты, расплывшиеся фигуры и крикливые голоса. Их по этим признакам подбирают? Раиса явно им соответствовала.

Пока она была на работе, я посетил её квартиру. Не особо и бедно, вполне достойная обстановка для этих времён. Она явно левачила или химичила. А жила одна, детей не было. Старшая Даша замужем, проживает в станице, там с мужем и познакомилась, когда бабушку с дедом навещала, уже два ребёнка есть. Сын служит, сверхсрочник, пограничник. Младшая дочка учится в Ростове в каком-то вузе, точно не знаю. Я нашёл её письма, на химика учится, первый курс.

В Геленджике я пробыл всего два дня, а покинув его, покатил к станице. На мопеде долго, долетел на «ирокезе». Остаток ночи проспал в автодоме, в южной комплектации. Будильник поднял меня до рассвета: не хотелось, чтобы местные увидели автодом. Доспал уже в кустарнике, завернувшись в спальник.

В станицу я вошёл в девять утра. А она разрослась. Здесь теперь находился известный конезавод. Пройдя мимо участка, где я когда-то жил, пригляделся. На участке стоял большой дом с железной крышей. Сохранился сарай, который ещё я отстроил. Справное было хозяйство. А вот танка не было.

Танк я нашёл на территории школы, он стоял на высоком постаменте, гордо подняв ствол пушки. Подойдя ближе, я всмотрелся между катками: днище вварили обратно, там была дыра в полтора квадратных метра, подрыв боекомплекта просто так не проходит. Потому сборщики и не заинтересовались танком.

Слева от дверей висела табличка, сообщавшая о том, что здесь расположена школа имени пионера Терентия Красницкого, а рядом был мой портрет на мраморной доске. М-да, а похож.

Школа готовилась к началу учебного года. Детишек хватало: бегали с вёдрами, копали клумбы, прибирались. В основном девчата, парней было мало.

Перехватив женщину, явно учительницу, которая выходила из здания, я обратился к ней:

– Здравствуйте. Извините. Я изучаю жизнь Терентия Красницкого и не понимаю некоторых вещей. Можно у вас узнать?

– Здравствуйте, молодой человек, – отозвалась женщина.

Она попыталась привычным движением поправить очки, но их на носу не оказалось: ранее она подняла их на лоб. Ничуть не смутившись, женщина вопросительно посмотрела на меня.

– Терентий везде утверждал, что он принципиальный октябрёнок, а не пионер, как написано на табличке. Я в недоумении.

– После трагической гибели Терентия общим голосованием пионерской дружины нашей школы его приняли в почётные пионеры. Посмертно.

– А так можно? – вздохнув, уточнил я. Вот ведь, не мытьём, так катаньем.

– Да, нам разрешили. В школе есть уголок Терентия, там много его вещей, пожертвованных родителями, и обе награды. Хотите посмотреть?

– Я был бы не против.

Женщина подозвала одну из девчат лет пятнадцати и представила её мне:

– Вот. Алёна Краснова, наша староста, она вам всё покажет.

Дивчина действительно всё мне показала. Многое я узнал, но некоторые вещи мне точно не принадлежали, я видел их впервые. Видимо, что-то передавали под видом моих вещей, добирая объём для небольшого музея.

– Всё-всё о нём знаете? – уточнил я. – Расскажите о его семье.

Ну, о Раисе она знала мало: фронтовик, орденоносец, награждена орденом Отечественной войны II степени в пятьдесят третьем, сейчас живёт на черноморском побережье, трое детей. Это всё я и сам знал, даже больше. Настя в Краснодаре живёт, врачом стала, как и хотела. Исполнила мечту Раисы.

Мать и отец живы, старенькие уже, на пенсии. Занимаются в основном хозяйством. Отец вернулся домой осенью сорок пятого в звании старшины. Сейчас на мотоцикле (у него «Иж») часто ездит на рыбалку. Внуков и внучек нянчат: садика-то в станице как не было, так и нет.

Георгий дослужился до полковника, войну заканчивал в казачьей дивизии командиром линейной роты. Недавно вышел в отставку. Живёт в Сочи с супругой, детей у них нет. Службу закончил начальником штаба стрелковой дивизии. Оказалось, он зимой был в станице и выступал перед дружиной пионеров имени пионера Красницкого. Рассказывал обо мне, ну и свою биографию поведал. Как я спасал его из плена, выкупив у немцев за портсигар, за что получил первый орден.

Что касается танка, его ещё в сорок пятом хотели забрать на переплавку, но вся станица выступила против. Хотели даже писать Сталину, но вопрос решился силами властей области. Танк официально оформили как памятник. С тех пор он здесь и стоит.

Для семьи никаких притеснений от властей не последовало. Видимо, зачистили все следы и объявили меня погибшим на море. Трагическая