Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ротерблиц прошелся по пустой комнате, разгоняя застоявшуюся кровь. Возникло желание выйти на улицу и подышать свежим воздухом, но чародей в последние дни старался не выходить из дома без необходимости. Не хотелось потерять последнюю квартиру, где он мог укрыться хотя бы на время. Ротерблиц и без того чувствовал себя последним подонком. Он клялся себе, что не втравит в свои дела никого постороннего, и уже нарушил эту клятву. Причем не впервые. И не только за эту неделю.
Он подошел к приоткрытому окну — с улицы уже тянуло жаром, ветер трепал тюль. Шумела утренняя Анрия.
Ротерблиц не сразу сообразил, что шум этот не совсем обычный. Слишком громкий. Слишком много голосов. Лишь выглянув в окно, он догадался, что не так.
На улицу стекались люди. Недовольные. Возмущенные. Ротерблиц старался не задерживаться возле окон, не без причин заработав за последнюю неделю быстро прогрессирующую паранойю, но сейчас все-таки не справился с любопытством.
Такая картина становилась обыденностью во всех крупныхгородах Империи последние несколько лет. Толпы в очередной раз обманутых, обворованных, падающих от усталости, оказавшихся ненужными людей собирались на улице и слепо вымещали свою злость. Давали выход негодованию. Слушали самопровозглашенных ораторов из той же толпы, трясущих громкими лозунгами, сотрясающих воздух вдохновляющими цитатами, заводились праведным гневом и решимостью требовать справедливости. А затем шли на фабрику и работали до глубокой ночи, смирялись, умолкали.
Потому что уже имелся печальный опыт и поучительный пример пятилетней давности, когда люди тоже выслушали ораторов из толпы с оглушительными лозунгами и цитатами. Серые драгуны разогнали недовольных, пролилась кровь, уйму народа выпороли, пересажали в тюрьмы, сослали на каторги, а ничего не изменилось. В лучшую сторону.
Столпотворение шумело недолго. Пиромант так и не успел понять, была ли эта провокация товарищей по партии, которые они иногда устраивали, или просто стихийное возмущение.
На улице показался наряд полиции со свистками, дубинками и ружьями. Послышались призывы к порядку. Франц заметил, что оратор, только что стоявший на импровизированной трибуне, незаметно растворился в толпе. Пиромант знал, что произойдет дальше. Это происходило вне зависимости от стихийности или провокационности.
Толпа, недовольно гудя, начала расходиться. Тогда-то в городовых и полетел первый камень. Поднялся крик. Пронесся пронзительный свист. Полицаи принялись расталкивать и выхватывать замешкавшихся. Полетели еще камни.
Ротерблиц смотрел вниз без особого интереса. Воспринимал все несколько замедленно и с запозданием. Наверно, потому и успел разглядеть летящий ему в окно камень особенно хорошо. Бросок был крайне ловким и точным — снаряд прошел четко, не задев ни раму, ни стекло. Пиромант, с запозданием отметив, где камень упал на паркет, выглянул на улицу из-за шторы. Ему показалось, что он заметил метателя — подростка, резво удирающего от городовых, свистками и дубинками быстро разогнавших большую часть толпы. Кого-то даже повязали. Наверняка не того, кого стоило. Хотя собрание в общественных местах в количестве больше трех — уже достаточный повод провести на казенной баланде от нескольких дней до месяца.
Ротерблиц хмыкнул, на всякий случай закрыл окно и отошел. Нашел взглядом камень, подошел к нему, ткнул ногой. Затем нагнулся.
К камню была привязана записка.
Он поднес смятый листок к покрасневшим глазам, прочитал короткую строчку и подпись.
Записку охватило пламя и быстро обратило в пепел.
Ротерблиц сдул черные хлопья с ладони, вернулся к столу, положил камень на край и сел. Отхлебнул из кружки стимуляторов с кофе. Взял перо, придвинул к себе расшифровочную таблицу и уставился в письмо, над которым просидел всю ночь. Тупо. Слепо. Бесцельно.
Чародей просидел так несколько минут, прежде чем сдался и пошел приводить себя в порядок.
Через час он вышел из дома. С совершенно пустой головой, глуша в себе тревожное предчувствие.
* * *
— Как ты меня, хм, нашел?
Эрих Телль поправил очки с толстыми линзами и самодовольно улыбнулся. Это был худой молодой человек лет двадцати пяти, но уже лысеющий, с нездорово бледным лицом.
Телль работал адвокатом в Анрии, куда перебрался пару лет назад после учебы в Нойенортском университете. Анрийские юристы делились на три категории: продажных, мертвых и Эриха Телля. Продажные обслуживали боссов Большой Шестерки и содержали собственные конторы, мертвые — обслуживали их противников и конкурентов и плавали в Мезанге, а Эрих Телль вел дела и отстаивал права рабочих и малоимущих, как правило, за еду, что примечательно, нередко успешно, и, что удивительно, — до сих пор оставался жив.
В партию Телль вступил в прошлом году. Видным и значимым членом Энпе он не стал, на заседаниях бывал редко и находился, что называется, ближе к народу. Последние несколько месяцев Телль был ярым сторонником ван Геера, чем ужасно бесил пламенных морэнистов. Потому что занимался не тем, что нужно революции, — не разжигал праведный гнев и желание низвергнуть виновных в несправедливости, а прививал какую-то там политическую грамотность.
С Теллем Ротерблиц общался не слишком плотно, но неплохо того знал и, можно сказать, симпатизировал. Было даже не очень удивительно, что именно Телль отыскал его, однако менее подозрительным это не выглядело.
— Совсем забыл, откуда у тебя ключ от конспиративной квартиры? — невесело рассмеялся Телль.
Пиромант угрюмо промолчал.
— Хотя я боялся, что не найду, — не менее угрюмо произнес адвокат, переменившись в лице. — Слышал, недавно горел дом в паре кварталов от Морской. Говорят, был пожар в одной из квартир. Сгорело все, едва потушили. Такое ощущение, будто использовали колдовство, будто там жил пиромант. Да еще и она сказала…
Ротерблиц напрягся и насторожился. В заложенной за спину руке вспыхнул шар огня.
— Откуда ты знаешь, что я там жил? — спросил он ровным голосом.
— Ван Блед рассказал, — ответил Телль, открыто глядя чародею в глаза. — Он тебя искал, спрашивал, где ты можешь скрываться. Не переживай, — поднял он ладонь, — мы тебя не выдали. Уж я-то тебя знаю: если бы ты хотел, чтобы тебя нашли, сам бы сказал, где.
Пиромант несколько расслабился, гася огонь за спиной.
— Хм, спасибо, — глухо сказал он.
Телль скрестил руки на груди.
— Что случилось? Они вычислили и тебя? Охотятся за тобой, да?
— Нет, — ответил Ротерблиц, обтирая ладони с едва заметно подрагивающими пальцами. — Не сказал бы, что, хм, они. По крайней мере, — горько усмехнулся чародей, — не те «они», о которых ты подумал.
Адвокат смерил его тяжелым взглядом. Обычно опрятно одетый, гладко выбритый, причесанный, собранный и спокойный Ротерблиц выглядел сейчас так, словно последний месяц совершал каждодневный рейс «дешевый бордель-дешевый притон» с Ангельской Тропы в Модер и обратно. Небритый, бледный, исхудавший и измятый. Он часто носил темные очки, чтобы скрыть чародейские глаза, но сегодня Телль видел, что пряталось за темными стеклами.
— Ты скверно выглядишь, Франц, — отметил он.
— Да, — нервно усмехнулся чародей, приглаживая взъерошенные волосы, — неделька выдалась напряженной.
— Только неделька? — насмешливо выпятил губу Телль. — Как по мне, весь месяц с того дня, как убили ван Геера. Еще неизвестно, чем все это кончится…
— Зачем ты меня искал? — прервал его Ротерблиц, сдерживая раздражение. — Хм, если, чтобы только справиться о моем здоровье и напомнить, что мне сожгли жилье, то спасибо, но ты выбрал не лучшее, хм, время.
— Морэ просил, — сказал Телль с деланной веселостью и непринужденностью.
Ротерблиц отозвался не сразу. Ему потребовалось время, чтобы проглотить воздух, стуча по груди, и справиться с потрясением. За потрясением сразу же пришли недоверие и хмурая уверенность, что надо было слушаться тревожного предчувствия.
— Морэ? — севшим голосом спросил пиромант.
— Мне тоже это показалось странным, — согласился Телль. — Особенно потому, что он тебя не очень-то жаловал и терпел только из-за ван Геера.
— Хм, лично просил?
— Да нет, конечно, — адвокат запустил руку за пазуху и вынул запечатанный конверт. — Я получил письмо, — потряс им Телль и протянул пироманту, — которое должен передать тебе в руки.
Ротерблиц принял конверт не глядя. Он смотрел на адвоката и все больше думал о том, что не стоило вообще утром подходить к окну. Мальчишка мог вполне и ошибиться. Или не добросить тот злополучный камень.
— А с чего