litbaza книги онлайнЮмористическая проза46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью - Виктор Олегович Пелевин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 77 78 79 80 81 82 83 84 85 ... 94
Перейти на страницу:
территория, свободная от философии. Философ — это просто юрист, оперирующий абстрактными смыслами. Философский дискурс, в котором выдвигаются аргументы и контраргументы, кажется мне верхом нелепости — словно решение важнейших вопросов о природе человеческого существования может произойти в судебном зале во время юридического разбирательства, где смыслы рассматриваются как нечто объективное. Мы существуем как бы «изнутри себя», такова, извиняюсь за выражение, субъективная онтология нашего сознания. А философия претендует на то, что ответ на вопрос о природе и судьбе этого «взгляда изнутри» может быть дан «снаружи», через манипуляцию абстрактными символами. Но эти измерения запредельны друг другу, поэтому такой ответ не может не быть фальшивым. Философия кажется мне цепью бессовестных смысловых подлогов, где переход от одного подлога к другому осуществляется с помощью безупречной логики. То же самое, кстати, в полной мере относится и к этому рассуждению. Философия способна поставлять интересные описательные языки, но беда в том, что она в состоянии говорить на них только о себе самой. Это просто описание одних слов через другие. Результатом являются опять слова. Если они завораживают вас своей красотой — замечательно. Но со мной такое бывает крайне редко. А другого смысла в этом занятии нет.

Известия: В «Книге оборотня» почти нет города и людей: всего несколько персонажей и кусочек Битцевского парка. Их подменило некое интеллектуальное пространство: густая сеть философских концепций и разного рода мифологий. Почему? Может быть, вы слишком мало времени проводите в России, чтобы писать про нее?

Пелевин: Во-первых, в книгах вообще не бывает города и людей — в них бывают только слова. В силу природы человеческого мышления и его языковой репрезентации любое пространство, отраженное в тексте, является чисто интеллектуальным, даже если речь идет об интеллекте дебила. «Город» и «люди» — это такие же мифологемы, как «лисы» и «волки». Просто на некоторых симулякрах висит бирочка «нон-фикшн», и в общей теории промывания мозгов их принято считать отражением реальности, хотя «реальность» — это тоже мифологема. Во-вторых, слово «подмена» в вашем вопросе не очень корректно. Вы исходите из предпосылки, что в моей книге должны были присутствовать город и люди, но я в силу своих порочных особенностей подменил их чем-то другим. Но я ведь не брал на себя обязательств писать о городе и людях. Это как если бы чукча написал трактат о моржевании, а его упрекнули в том, что он уделяет мало внимания футболу, потому что ему редко снится Абрамович.

Известия: Где вам больше нравится жить?

Пелевин: В себе. Помните, как это у Тютчева: «Лишь жить в самом себе умей — есть целый мир в душе твоей…»

Известия: В предисловии вы старательно дистанцируетесь от текста. Зачем?

Пелевин: Видите ли, я чувствую в этой книге такую взрывную мощь, что мне делается страшно. И хочется на всякий случай отойти подальше, пока не шарахнуло.

Известия: Чему служат не только многочисленные цитаты и аллюзии, но и откровенные пародии, в том числе и на современную литературу, в тексте?

Пелевин: Они служат тексту. Для меня роман похож на цветочный куст, который развивается и растет по своим собственным законам. А писатель — садовник. Он просто поливает это растение и отрезает сухие ветки, но спрашивать у него, почему цветы на нем желтого цвета или почему на каждой веточке именно пять листочков, бесполезно. Писатель может, конечно, что-нибудь наврать по этому поводу, но сам он никогда этого не знает до конца. Мне ни разу не удавалось написать ту книгу, которую я хотел. Как же я могу ответить на вопрос, почему она такая, а не другая?

Известия: Почти в каждом вашем романе хотя бы мельком появляются персонажи из предыдущих книг. В «Книге оборотня» это пятилапый пес с непечатным именем и Татарский. Зачем нужна эта связь?

Пелевин: В этом есть логика. Я пишу об оборотнях в погонах. Но наемный политтехнолог вроде Татарского — тоже оборотень, только в штатском. Такой, знаете, либеральный консерватор в точке перманентной бифуркации. Пятилапый пес с непечатным именем — это естественное завершение эволюции оборотня в погонах. А ночной визит такого пса — естественное завершение пути политтехнолога.

Могу пояснить, что я имею в виду. Работа политтехнолога заключается в том, чтобы в зародыше подменять демократию ее симуляцией по заказу сменяющих друг друга олигархий. Политтехнолог анализирует общественное мнение, чтобы выяснить, чего именно хотят люди. А потом возвращает им это в виде вранья. В такой ситуации оппозиционная идеология делается невозможной в принципе — все ее лозунги будут немедленно перехвачены олигархией, примерно так же, как бизнес перехватил образ Че Гевары. Поэтому европейские ультра пришли к выводу, что отстреливать надо не политиков, а политтехнологов. Но я думаю, что никого отстреливать не надо. Пятилапая собака приходит к политтехнологам с другой стороны. Дело в том, что их продукция начинает инстинктивно отторгаться людьми — так же, как это произошло в прошлом веке с коммунистической идеологией. Почему в Америке победил Буш? Потому что его соперник был политтехнологическим големом. Буш проиграл ему все дебаты, а потом победил на выборах — просто по той причине, что он вызывал больше доверия, поскольку от него меньше воняло политтехнологиями.

Прочие персонажи из предыдущих книг появляются в моих романах потому, что они уже существуют, и мне приятно лишний раз с ними встретиться. Есть такой принцип — бритва Оккама: «не надо умножать сущности без необходимости». Вообще он значит, что следует довольствоваться самым простым объяснением. Но если понимать его фигурально, он как раз об этом. Я написал рассказ о волках-оборотнях. Зачем мне придумывать нового волка-оборотня, когда у меня уже есть готовый, который сидит и ждет, когда его выпустят на свободу? То же самое относится и к политтехнологам. Кроме того, «Generation П» кончается неустойчивым равновесием — с одной стороны, всемогущий политтехнолог Татарский, а с другой — пятилапый пес, которого он должен держать в вечной спячке. Сейчас это равновесие нарушилось, но, поскольку я не занимался анализом этой темы, а писал роман про любовь, я посвятил ей только один абзац. Который, собственно, и наступает Татарскому.

Известия: Вы всегда неохотно говорите про экранизацию ваших книг. И все же, когда появится «Generation П»? Есть ли еще какие-то планы?

Пелевин: Про «Generation П» я ничего не знаю, честно. Но мне трудно представить себе фильм по этой книге. Вот «Священная книга оборотня» — другое дело. А планы, про которые рассказано, перестают быть планами и становятся слухами.

Виктор Пелевин: Недавно я прочел, что я — женщина!

5 октября 2005. Михаил Кузнецов, «Комсомольская

1 ... 77 78 79 80 81 82 83 84 85 ... 94
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?