С одной стороны, у нас имеется сообщение Канселье о встрече с Фулканелли, преображённым в женщину — по крайней мере, лицом, — а с другой — сведения о некой загадочной субстанции, которая вводит человека как раз в искомое состояние, даря ему при этом просветление сознания и долгую жизнь. И несмотря на то, что методологически техники саморазвития, предусмотренные в системах тантры и суфизма, а также в доктрине Гурджиева, не аналогичны алхимическим, все они заканчиваются примерно одним и тем же. То есть мы приходим к тому, что достичь одних и тех же результатов можно разными путями.

В своих «Философских обителях» Фулканелли рассказывает читателям о весьма любопытной статуе — следует заметить, одной из четырёх, — украшающей гробницу короля Франциска II в Нантском соборе. Он называет её аллегорией Благоразумия. (См. ил. 18.)

Спереди она представляет собой фигуру молодой и красивой женщины, одетой в длинную мантию с капюшоном и глядящую на своё отражение в необычном выпуклом зеркале. Однако сзади, на затылке, у неё есть ещё одно лицо — старого, умудрённого годами мужчины с длинной бородой.

Фулканелли проводит параллель между этой фигурой и двуликим римским богом Янусом, сыном Аполлона и Креусы,[226] и сообщает, что видит в этом изваянии Природу во всех её проявлениях — как внутренних, так и внешних, — закутанную в плащ Философии.

Однако под внешним покровом Благоразумия, говорит он, скрывается таинственный образ древней алхимии, и «через атрибуты первого мы получаем посвящение в тайны второй».

Далее он пишет:

Несмотря на то что Фулканелли выражается здесь крайне неясно, аналогии с тантрической традицией лежат буквально на поверхности. Далее он указывает на некую «свернувшуюся кольцами змею», изображённую у правой ноги статуи Благоразумия. И снова, не ссылаясь прямо на тантризм и не употребляя терминов вроде «кундалини-шакти», или «змеиная энергия», он называет это явление «движущей силой, оживляющей и одухотворяющей Великое Делание», и указывает на главную его тайну — обретение способности «убить живое», то есть непробуждённое, земное тело и душу, и «оживить мёртвое» — дремлющую змеиную энергию, несущую просветление. Он снова приводит известнейшую алхимическую аксиому solve et coagula, в которой, как говорят, содержится ключ ко всему Деланию — «растворить» (тело) и «сгустить» (душу).

Разумеется, сама концепция андрогина не носит чисто физический или сексуальный характер. Её главный смысл заключается в стабильности, гармонии и совершенном равновесии — во всех смыслах этого слова. Это частично отражено в каббалистическом тексте под названием «Малое святое собрание» и имеет некоторые параллели с аллегорической речью Аристофана в «Пире» Платона.

А. Э. Уэйт даёт прекрасный анализ философской подоплёки концепции андрогина, основанный на соответствующих фрагментах этого источника. Вот что он говорит о каббалистическом понимании роли полов:

Точно так же и аллегория Платона — которую тот вложил в уста комедиографа Аристофана — подразумевает, что первоначально человеческие существа были андрогинны, но затем прогневали богов, и в особенности Зевса, и громовержец разделил их на две половинки. По этой причине с тех самых пор противоположности имеют тенденцию притягиваться друг к другу и искать воссоединения.

Эта концепция находит отклик и в каббалистической интерпретации книги Бытия, которой придерживаются многие последователи этого учения. Она гласит, что с самого начала человек обладал андрогинной природой, и подтверждает это словами Ветхого Завета: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт., 1:27).