чтобы подчеркнуть единство партии, науки и народа и подогреть интерес советских граждан к научной деятельности. Министерство образования бьёт тревогу: молодёжь всё меньше выбирает для поступления в ВУЗы научные и технические специальности. Все хотят поступать на специальности, связанные с интернетом и соцсетями.

— Введём квоты и ограничения, — задумчиво ответил Сталин. — Изменим соотношение заработной платы. Учёные и инженеры будут получать больше других.

Он обернулся к Берии:

— Готовьте «Кондор», товарищ Берия. Мы должны поддержать боевой дух наших учёных. Они уже не раз доказали, что являются надёжной опорой для коммунистической партии!

Молотов мысленно закусил губу. Коба стал слишком сильно доверять Сеченову! Сталина на самолёт силком не затащишь, а тут он согласился лететь на «Икар», который сегодня вообще впервые поднялся в воздух! И что, что аэроплатформа прилетела в Москву своим ходом аж из Казахстана! Это ещё ничего не гарантирует, нужен многолетний опыт безаварийной эксплуатации, чтобы быть уверенным в её безопасности! Но спорить со Сталиным сейчас бесполезно. Молотов хорошо знал этот взгляд вождя народов. Если Сталин смотрит так, значит, он уже всё решил. Жаль. Это означает маленькую победу Хрущёва, а этот колхозник, место которому максимум в министрах сельского хозяйства, Молотова очень раздражал.

Когда сталинский «Кондор», характерные очертания тяжело бронированных рубок которого знал весь СССР, поднялся в небо из-за кремлёвской стены и двинулся к «Икару», громадная толпа, заполонившая Красную площадь, дружно грянула «Ура!». Вряд ли на этот раз это было срежиссировано переодетыми сотрудниками КГБ, обильно затесавшимися в людские массы. Авторитет Сталина был непререкаем, в войну люди умирали с его именем на устах, и сомнений на этот счёт не имелось. Сам вождь народов полёт перенёс спокойно, но Молотов видел скрытую в его глазах тревогу. Ощущение опасности не покидало Сталина на всём протяжении посещения комплекса «Челомей», и те, кто его хорошо знал, хорошо это чувствовали. Вождь народов быстро прошёл по основным корпусам «Челомея», в которых агентов КГБ в униформе «Предприятия 3826» было больше, чем учёных, быстро ознакомился с выставкой новейших разработок, выслушал доклад о ведущихся в настоящий момент космических исследованиях и задержался на месте лишь однажды, когда речь зашла о перспективных разработках орбитальных ракет с ядерными зарядами на борту.

Идея вывести на орбиту множество спутников с водородными бомбами, которые будут вращаться там многие годы и в любую секунду их можно будет прицельно уронить на США, вождю народов очень понравилась. Сталин позволил направлять на этот проект дополнительные средства, выручаемые от продажи гражданских роботов за границу, и заторопился обратно в Кремль.

— Товарищ Сталин! — произнёс академик Челомей, когда вождь народов прощался с сотрудниками комплекса. — Мы с удовольствием построим для вас специально оснащённый «Икар»! Это будет в высшей степени передовая аэроплатформа, символ научного развития и инженерного могущества СССР!

— Партия, — на лице Сталина не дрогнул ни один мускул, — должна быть ближе к народу! Неправильно вождям забираться от людей на огромную высоту. Поэтому мы воздержимся от принятия вашего предложения. Но ваши достижения очень важны для Советского Союза, продолжайте покорять науку, товарищи! Партия верит в вас!

Молотов украдкой бросил на Сеченова косой взгляд. Что, не вышло выслужиться? Это ведь была твоя идея насчёт «Икара» для вождя, я-то знаю! Но не всё коту масленица! Исподволь осмотрев сопровождающих Сталина первых лиц страны, Молотов отметил, что отказом вождя народов был доволен не только он. Похоже, Берия тоже отдаёт себе отчёт в том, что влияние Сеченова начинает становится явным перебором. Но объединяться с ним Молотов не станет, это абсурд, танк не объединяется с противотанковой миной. Достаточно того, что на этот раз Сеченов улетит в своё научное логово несолоно хлебавши.

Вскоре Сталин покинул «Икар» и впоследствии более на нём никогда не появлялся. До вечера аэроплатформа провисела напротив Воробьёвых гор, усыпанных любопытствующими, и с наступлением темноты двинулась в обратный путь, ложась на курс к «Предприятию 3826». Наблюдающий за её удаляющимися габаритными огнями Молотов молча задёрнул тяжёлую портьеру кремлёвского окна и покинул кабинет.

***

— Ты видел самого Сталина?! — Петров изумлённо воззрился на Штокхаузена.

— Как тебя сейчас, — скромно подтвердил тот.

— Не может быть! — потрясённо произнёс Петров. — И что он тебе сказал?

— Виктор, — Штокхаузен мягко улыбнулся, — мы с тобой взрослые люди и прекрасно понимаем, что «видеть» и «разговаривать лично» не есть синонимы. Я был в числе тех, кто присутствовал в выставочном зале комплекса «Челомей» в тот момент, когда академики Сеченов и Челомей знакомили товарища Сталина с новейшими достижениями «Предприятия 3826». Мы все стояли рядом, поэтому я был очень близко к Сталину.

— Сколько всего там было людей? — спросил Петров.

— Человек двадцать, — ответил Штокхаузен. — Но половина из них однозначно была переодетыми агентами КГБ, потому что я не видел их в комплексе «Челомей» ни до этого, ни после ни разу.

— То есть вас было десять, — подытожил Петров с лёгкой завистью в голосе. — Сеченов, Челомей, пара-другая маститых учёных из их лабораторий, там желторотых не держат… Короче, реально новичков там было человек пять, не больше.

— Полагаю, что гораздо меньше, — вновь улыбнулся Штокхаузен. — Я всё-таки доктор наук и под определение «желторотый» никак не подхожу!

— Прости, Михаэль, — спохватился Петров, — я не хотел тебя обидеть! Просто не перестаю удивляться тому, как быстро растёт твоя карьера! Ты здесь всего год — и уже помощник самого Сеченова! Мы с тобой пришли сюда одновременно, но я всё ещё простой инженер-программист… Мне бы такое везение!

— Позволю себе утверждать, что везение тут ни при чём, — наставительно возразил Штокхаузен. — Успех всегда кроется в личностных качествах и личных заслугах. Я со своими коммунистическими убеждениями перенёс много страданий при гитлеровцах и чудом выжил во время эпидемии в Берлине, в самом её центре! Рука об руку с русскими врачами боролся с эпидемией до победного конца и потом много лет работал главным вирусологом Берлина. Я прошёл долгий путь, и мне есть что предложить советской науке. И при всём при этом я ждал направления сюда целый год, и только потом тут освободилось самое скромное место. У тебя же всё ещё впереди. Но ты уже многого добился, ты перспективный инженер, недаром тебя взяли в Театр имени Майи Плисецкой. Уверен, мы ещё увидим взлёт твоей карьеры!

— В Театр Плисецкой меня взяли по твоей рекомендации, — вздохнул Петров. — Я за это тебе очень благодарен, мой дорогой друг! Иначе я до сих пор был бы простым наладчиком роботов на местной ВДНХ.

— Я рекомендовал тебя на должность инженера-программиста не потому, что мы друзья! — веско заявил Штокхаузен. — А из-за твоих высоких профессиональных