Виденья виденьями, но Артем жадно ловил слухом звуки, доносившиеся из-за стен, всячески стараясь не обращать внимания на храпы и сонное бормотание. Услышит или не услышит он что-нибудь? Или поймет, что все прошло удачно, только тогда, когда с легким шорохом отъедет в сторону входная дверь и внутрь просочатся темные силуэты? Или еще раньше от чрезмерного напряжения начнутся слуховые галлюцинации?

Твою мать! Это была не галлюцинация. Кто-то совсем близко, шурша одеждой, поднялся на ноги… Артем открыл глаза. Ну так и есть. И хуже всего, что это был сам Годайго — после полутора месяцев совместных гастролей по древней Японии Артем узнавал экс-императора даже в полутьме.

Чертов главный заговорщик, перешагивая через спящих, направился к выходу. Тут же вскинулся один из телохранителей Годайго, тоже поднялся и направился следом за господином. Час от часу не легче, вот это уже совсем лишнее…

Надо было срочно что-то изобретать. И на придумывание оставались какие-то мгновения. Выпускать Годайго из дома нельзя. Артем не знал, что происходит за стенами, может, там и ничего еще не происходит, еще как ни в чем не бывало все несут караульную службу, тишь да благодать. А может, и наоборот — монахи и привратник уже надежно вырублены и аккурат в этот момент к дому подбираются воины сиккэна, тут-то дверь отъедет в сторону и на веранду шагнет Годайго. Поди тут, угадай…

Артем пружинисто вскочил со своего места.

— Император Годайго! — шепотом позвал он.

На лице Годайго отразилось изумление. Еще бы.

За все время их знакомства даймё Ямомото впервые обратился к нему так — император. До этого все Годайго-сан да Годайго-сан.

— Видел! — продолжал шептать (не хотелось никого больше будить) Артем. Он направился к экс-императору, переступая через лежащих.

«А планчик-то наш шатким оказался на поверку, закачался от пустяка», — на ходу подумалось ему. Однако планчик уже задним числом не переделаешь…

— Видел! — еще раз горячечно прошептал Артем, старательно, как Петр Первый в советских фильмах, пуча глаза. — Я видел!

Артем плохо представлял, что станет говорить и что будет делать дальше. Лепил импровизацию на ходу.

— Что видел? — хлопая глазами, тоже шепотом спросил император-монах.

Впрочем, главного на данную секунду Артем добился — Годайго остановился на полпути к выходу.

Остановился и его телохранитель. «Ну, вот этот-то перец совсем лишний», — с досадой подумал Артем.

— Вещий сон, — сказал он, подняв кверху указательный палец. Он уже вплотную подошел к Годайго. — Я видел самого Будду, и он мне говорил…

— Что говорил? — спросил Годайго.

Если бы Артем знал…

— О том, что Будда видит черные тучи, сгущающиеся над равниной, где собралось множество воинов под стягами своих кланов, и среди них заметны флаги с черным квадратом на белом фоне и слышны крики «Слава императору Годайго!», и вот из этих туч…

— Потом, Ямомото-сан, — едва заметно поморщившись, перебил Артема экс-император. Он явно готов был повернуться и уйти.

«Будда милостивый, я ничего не могу больше придумать, чтобы его задержать! — с тоской подумал Артем. — Да пошло оно все!»

И, решившись, он чуть приобнял Годайго за плечи и влепил крепким цирковым лбом в экс-императорский лоб. Или по лбу… Между прочим, бить лоб в лоб человека, который ниже тебя ростом, довольно удобно.

Годайго мгновенно обмяк. Ну еще бы… Артем вдарил, не скупясь.

Годайговский телохранитель, открыв рот, таращился на чудные дела. Трудно переварить эдакое и мгновенно отреагировать, когда эти люди на твоих глазах полтора месяца вместе делают общее дело и ты считаешь их верными союзниками. Несколько мгновений всяко должно уйти, чтобы внести в сознание поправки на изменившуюся ситуацию. Эти мгновения Артем намерен был использовать по полной.

Понимая, что все равно уже без шума не обойтись, по-тихому не одолеешь телохранителя-монаха (и это еще вопрос, кто кого одолеет, это вам не Годайго по лбу бить), Артем закричал что есть мочи:

— Подъем, мои самураи! К оружию!

Отскочив назад, чуть не упал, споткнувшись о чье-то тело, зашевелившееся на полу. И снова огласил гостевой монастырский домик криком:

— Измена!!! Годайго предал нас! Подло напал! Бей монахов, мои самураи! Вперед!

И вот тут-то монах-телохранитель опомнился, пришел в себя.

Артем увидел, как тот юлой проворачивается на месте, кладет корпус набок и выбрасывает ногу вперед. Воздушный гимнаст отчетливо разглядел летящую ему в голову пятку. Уж совсем некстати подумалось: «Пятка-то жесткая, загрубевшая от ходьбы босиком и тренировок». Он никак не успевал отвернуться…

«Умеет, гад», — промелькнуло в голове воздушного гимнаста, когда голову сотряс могучий удар и все померкло в глазах…

Наступал самый мерзкий час — еще не рассвет, но уже и не ночь, когда любого дозорного неудержимо клонит в сон, а предутренняя сырость пробирает до костей. Старый день давно и безвозвратно ушел, луна ушла вслед за ним, солнце не встало, серая предрассветная мгла окутывала окрестности. Артем всегда считал это время суток самым грустным, считал, что великое благо — спать в это время, а не заниматься неважно даже чем.

Зябко поежившись, он приложил ко лбу кувшин с холодной, только что набранной колодезной водой, стало полегче. Шишка на лбу выскочила отменная, грозила превратиться в рог. Словно не пяткой всадили, а по меньшей мере дубовой палицей.

— Ты сам вызвался или сиккэн приказал? — спросил Артем.

Усилие, необходимое, чтобы ворочать челюстью, отдавалось внутри черепа ударами невидимых молоточков.

— Приказ сиккэна, — сказал Хидейоши.

— Не скажу, что я это предвидел… йо-о! — Артем поморщился — в башке стрельнуло по-особенному сильно, — но не исключал.

Он и вправду не исключал, что сиккэн отправит во главе отряда Хидейоши, исходя из простой логики — меньше предвидится сложностей, когда действовать сообща придется людям знакомым.

— И что дальше? — спросил Артем.

— Дальше — выпей, господин, — не дал ответить Хидейоши подошедший с плошкой Такамори. Над плошкой поднимался дымок, вместе с которым долетал до Артема сильный травяной дух.

— Отрава? — не преминул поинтересоваться акробат. — Мне надо выпить яд?

— Это добрый отвар, который заглушает боль и укрепляет силы, — пояснил Такамори. — Когда действие отвара закончится, боль уляжется сама собой, твой лоб уже не будет так беспокоить тебя. Хотя шишка долго еще будет украшать лоб досточтимого даймё.

Последние слова Такамори произнес с плохо скрываемым сарказмом. В общем, он имел на это право. Потому что господин даймё чуть было не сорвал операцию…