В девять утра, когда я все еще работал, а Джефф мирно спал на диване, явился полицейский, чтобы забрать Джеймса Лира.

* * *

Бледно-розовый Крабтри сидел на развороченной постели, подложив под спину две большие пуховые подушки и одну маленькую диванную подушечку. Из одежды на нем были только трусы в тонкую голубую полоску. Лучи утреннего солнца освещали его обнаженное тело, покрытое светлыми волосами — я не помнил, чтобы у него были такие светлые волосы, — создавая вокруг плеч, бедер и лодыжек золотистую ауру. Крабтри читал «Парад любви». Одной рукой он придерживал лежащую на коленях рукопись, другой нежно гладил голову своего друга. Голова была единственной видимой частью Джеймса Лира, все остальное тело лишь угадывалось под скомканными простынями. Выглядывающая из-под одеяла прядь волос была удивительно похожа на клок черной шерсти Доктора Ди. Брюки и рубашки, застывшие в причудливых позах, валялись на полу возле кровати. Витающий в комнате влажный запах осенних листьев напомнил мне запах кожаных рабочих перчаток, школьной раздевалки и старой брезентовой палатки. Навалившись на ручку двери, я просунул голову в спальню Крабтри. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Это была добрая улыбка, без намека на обычную иронию. Я уже много лет не видел на лице Крабтри такой улыбки. Мне было безумно жаль стирать с лица моего друга это чудесное выражение.

— Он проснулся? — спросил я, мысленно порадовавшись, что не застал их за исследованием «серповидных отростков» друг друга или еще какой-нибудь крабтрибовской забавой, вроде игры в зоопарк, и Джеймс Лир не висит привязанный за ноги к потолку, иначе офицеру Пупсику пришлось бы разговаривать с покачивающейся на веревке «совой». — К нему посетитель.

Крабтри вскинул бровь и уставился на меня, надеясь угадать по выражению моего лица, кто этот загадочный посетитель. Безрезультатно. После минутного замешательства он наклонился и осторожно приподнял простыню, разрушив уютный кокон Джеймса. Из-под простыни показалась тощая шея и гладкая бледная спина. Джеймс Лир спал, как ребенок, свернувшись калачиком и подсунув ладони под щеку. Крабтри вытянул губы трубочкой и с умилением посмотрел на спящего. Затем повернулся ко мне и покачал головой — дескать, сам посуди, разве можно тревожить мальчика в такой ранний час. Он расплылся в снисходительно-нежной, почти сладкой улыбке, я даже подумал, что Крабтри влюблен. Однако это была слишком печальная мысль, и я поспешил прогнать ее прочь. Я привык полагаться на моего друга и всегда находил утешение в удивительной способности Терри Крабтри относиться ко всем романтическим чувствам с безжалостным сарказмом.

— Устал, бедняжка. — Крабтри накрыл Джеймса одеялом.

— Отговорки не принимаются, — сказал я, — ему все же придется проснуться.

— Почему? — удивился Крабтри. — Кто там? Старина Фред? — Он коварно улыбнулся и широким жестом указал на развороченную кровать и раскиданную по полу одежду. — Так зови его сюда.

— Полицейский, — сказал я.

Он открыл рот и снова закрыл. Беспрецедентный случай — Крабтри не нашелся с ответом. Помолчав, он положил рукопись на тумбочку и, склонившись над Джеймсом, что-то ласково прошептал ему на ухо. Джеймс тихо застонал и с трудом оторвал голову от подушки. Вывернув шею и щурясь, как только что вылупившийся цыпленок, он посмотрел в мою сторону. Его черные набриолиненные волосы топорщились в разные стороны.

— Привет, Грэди.

— Доброе утро, Джеймс.

— Полицейский? Это правда?

— Боюсь, что да.

После некоторой борьбы ему удалось выпутаться из простыни и перекатиться на спину. Он приподнялся на локтях, поморгал сначала одним глазом, потом другим, затем, приоткрыв рот, подвигал нижней челюстью, словно проверяя, насколько слаженно работают суставы и мышцы его нового тела. Одеяло соскользнуло вниз, открыв плечи и голый живот Джеймса, на котором отпечатались складки от простыни. На плечах были видны лиловые засосы и красные следы от зубов Крабтри.

— Чего он хочет?

— Ну, думаю, он хочет узнать, что случилось в доме ректора.

Джеймс молча откинулся на спину и уставился в потолок. Его левый висок прижался к локтю Крабтри.

— Ты ужасно храпишь, — сказал он, не глядя на Терри.

— Угу, многие жалуются. — Крабтри слегка подтолкнул Джеймса локтем. — Иди, Джимми, не трусь. Ты все запомнил? Скажешь как я велел.

Джеймс кивнул и медленно сел на постели. Он с сожалением посмотрел на свою остывающую подушку, затем резко повернулся в мою сторону:

— Я готов. — Он откинул простыню и, сверкнув голой задницей, спрыгнул с кровати. Джеймс одевался быстро и решительно. Отыскав среди разбросанных по комнате вещей свою одежду, он натянул трусы, влез в джинсы и поднял с пола мою фланелевую рубашку. Джеймс начал застегивать пуговицы и вдруг замер, заметив у себя на плече сочный лиловый засос. Он мягко коснулся его пальцами и посмотрел на Крабтри. Губы Джеймса расползлись в улыбке — кривовато-смущенной и почти благодарной. Я подумал, что в свое первое утро, после того как он стал любовником мужчины, Джеймс не выглядит особенно удивленным или расстроенным. Застегивая пуговицы моей рубашки, он продолжал поглядывать на Крабтри. В его взгляде не было слащавой сентиментальности, лишь легкое недоумение — словно, изучая своего нового друга, он пытался запомнить, как выглядят его колени и локти.

— Интересно, — начал я, — и что же ты велел ему говорить?

— О, он скажет, что ему очень, очень жаль, что он случайно убил собаку и готов понести любое наказание.

Джеймс согласно кивнул и полез под кровать за носками.

Я тяжело вздохнул:

— Боюсь, одними извинениями он не отделается.

Джеймс вылез из-под кровати.

— Кажется, я оставил ботинки в холле.

— Не думаю, что они тебе понадобятся. — Крабтри беззаботно махнул рукой. — В самом деле, не собирается же он тебя арестовать.

В холле громко скрипнула половица и раздалось позвякивание какого-то металлического предмета. Мы вздрогнули и переглянулись.

— Мистер Трипп, — послышался голос офицера Пупсика, — у вас все в порядке?

— Да-да, — крикнул я, — мы идем. — Я взял Джеймса за плечо и развернул лицом к двери. — Пошли, Джимми.

Уже стоя на пороге спальни, Джеймс обернулся и указал подбородком на лежащую возле кровати рукопись.

— Ну как? — спросил он.

Крабтри так сильно откинул голову, что его длинные волосы рассыпались по плечам, и с прищуром посмотрел на Джеймса. Я подумал, что редактор — это своего рода Оппенгеймер[41]от литературы, прищурив глаза, он внимательно наблюдает сквозь защитные стекла очков за яркой вспышкой, которая сопровождает взрыв авторского эго.

— Неплохо, — голос Крабтри дрогнул, — очень даже неплохо.