нее в животе, это было сладостно и невыносимо. — Вчера вечером я ушел от вас ужасно поздно. Мадам Дюффе, наверно, отругала бы меня. Но, надеюсь, она ничего не знает.

— Нет, — задыхаясь, проговорила Марсель, — она ничего не знает. Она очень крепко спала, когда вы уходили…

— А вы? — настаивал нежный голос. — Как спали вы?

— Я? Ну… неплохо… Я, знаете, волнуюсь…

Даниель засмеялся, это был царственный, роскошный смех, спокойный и громкий. Марсель немного расслабилась.

— Не нужно волноваться, — сказал он. — Все прошло отменно.

— Все… это правда?

— Правда. Даже лучше, чем я ожидал. Дорогая Марсель, мы недооценивали Матье.

Марсель почувствовала острый укол совести.

— Правда? Правда, что мы его недооценивали?

— Он меня остановил при первых же словах, — заговорил Даниель. — Он сказал мне, что догадался о ваших переживаниях, и это терзало его весь вчерашний день.

— Вы… вы ему объяснили, что мы видимся? — сдавленным голосом спросила Марсель.

— Естественно, — удивился Даниель. — Разве мы на этот счет не условились?

— Да… да… Как он это воспринял?

Даниель, казалось, колебался.

— Очень хорошо. В конечном счете очень хорошо. Сначала он не мог поверить…

— Наверняка он вам сказал: «Марсель мне говорила все».

— Так и есть. — Даниель как будто развеселился. — Он мне сказал именно это.

— Даниель! — воскликнула Марсель. — Меня мучат угрызения совести!

Она снова услышала глубокий веселый смех.

— Какое совпадение: его тоже. Он ушел, терзаемый муками совести. А раз вы оба в таком расположении духа, я бы очень хотел спрятаться где-нибудь в вашей комнате, когда он к вам придет. Это может быть восхитительно.

Он снова засмеялся, и Марсель подумала со смиренной благодарностью: «Он смеется надо мной». Но его голос стал уже совсем серьезным, и трубка завибрировала, как орган.

— Поверьте, Марсель, все идет превосходно: я рад за вас. Он не дал мне говорить, он остановил меня на первых же словах и сказал: «Бедная Марсель, я страшно перед ней виноват, я ненавижу себя, но я это исправлю; как ты считаешь, могу я еще что-то исправить?» И глаза у него покраснели. Как он вас любит!

— О, Даниель! О, Даниель!.. О, Даниель… — твердила Марсель.

Наступило молчание, потом Даниель добавил:

— Он сказал, что сегодня вечером хочет с вами поговорить с открытым сердцем: «Мы вскроем нарыв». Теперь все в ваших руках, Марсель. Он сделает все, что вы захотите.

— Вы были так добры, так… Я хотела бы увидеть вас как можно скорее, мне столько нужно вам сказать, а я не могу с вами общаться, не видя вашего лица. Сможете завтра?

Голос показался ей суше, он потерял свою гармоничность.

— Завтра — нет! Естественно, я тоже хотел бы вас увидеть… Послушайте, Марсель, я вам позвоню.

— Договорились, — сказала Марсель, — звоните поскорее. Ах, Даниель, дорогой мой Даниель…

— До свиданья. Марсель. Будьте сегодня вечером ловкой…

— Даниель! — закричала она. Но их уже разъединили.

Марсель положила трубку и провела платком по влажным глазам. «Архангел! Он быстро упорхнул — из опасения, что я буду его благодарить!» Она подошла к окну и посмотрела на прохожих: женщины, дети, рабочие казались ей счастливыми. Молодая женщина бежала по мостовой: на руках у нее был ребенок, она на бегу, задыхаясь, говорила с ним и смеялась. Марсель проследила за ней, затем подошла к зеркалу и с удивлением на себя посмотрела. На полочке умывальника в стакане для полоскания зубов стояли три красные розы. Марсель неуверенно взяла одну и робко повертела ее в пальцах, потом закрыла глаза и воткнула розу в свои черные волосы. «Роза в моих волосах…» Она открыла глаза, посмотрела в зеркало, взбила прическу и смущенно себе улыбнулась.

XV

— Извольте подождать здесь, месье, — сказал человечек.

Матье сел на кушетку. Он был в сумрачном, пахнущем капустой небольшом холле, слева поблескивала застекленная дверь. Позвонили, человечек пошел открывать. Вошла молодая женщина, одетая с благопристойной бедностью.

— Извольте присесть, мадам.

Он проводил женщину, слегка касаясь ее, до кушетки, и она села, подобрав ноги.

— Я уже приходила, — сказала молодая женщина. — По поводу займа.

— Да, мадам, конечно. Человечек говорил ей в лицо:

— Вы служащая?

— Не я. Мой муж.

Женщина стала рыться в сумочке; она была, пожалуй, недурна собой, но вид у нее был унылый и загнанный; человечек рассматривал ее взглядом гурмана. Она вынула из сумочки две или три старательно сложенные бумаги; он взял их, подошел к застекленной двери, чтобы лучше все рассмотреть, и долго их изучал.

— Очень хорошо, — сказал он, возвращая бумаги. — Очень хорошо. У вас двое детей? Вы так молодо выглядите… Детей всегда ждут с нетерпением, не правда ли? Но когда они появляются, то несколько дезорганизуют семейные финансы. У вас сейчас немного стесненные обстоятельства?

Молодая женщина покраснела, человечек потер руки.

— Ну что ж, — добродушно сказал он, — мы все уладим, мы все уладим, для того мы и работаем.

Некоторое время он с улыбкой задумчиво смотрел на нее, потом удалился. Молодая женщина бросила на Матье недружелюбный взгляд и принялась щелкать замком сумочки. Матье стало не по себе: он проник в мир настоящих бедняков, это их деньги он собирался отнять, деньги блеклые и серые, пахнущие капустой. Он опустил голову и посмотрел на пол под ногами: он вспомнил шелковистые ароматные банкноты из сундучка Лолы; то были совсем другие деньги.

Застекленная дверь открылась, и появился высокий господин с седыми усами. У него были серебристые волосы, старательно зачесанные назад. Матье проследовал за ним в кабинет. Господин приветливо указал ему на кресло из потертой кожи, и оба сели. Господин положил локти на стол и сплел красивые белые пальцы. На нем был темно-зеленый галстук, скромно украшенный жемчужной булавкой.

— Вы желаете прибегнуть к нашим услугам? — по-отечески спросил он.

— Да.

Он посмотрел на Матье: его светло-голубые глаза были немного навыкате.

— Месье?..

— Деларю.

— Месье Деларю, вам известно, что устав нашего общества предусматривает услуги займа исключительно государственным служащим?

Голос был красивый и невыразительный, немного жирный, как и руки.

— Я служащий, — сказал Матье. — Преподаватель.

— А-а! — с интересом произнес господин. — Мы особенно счастливы помогать университетским. Вы преподаватель лицея?

— Да. Лицея Бюффон.

— Великолепно, — непринужденно продолжал господин. — Ну что ж, для начала выполним обычные формальности… Есть ли у вас с собой удостоверение личности, все равно какое: паспорт, военный билет, избирательная карточка…

Матье протянул ему документы. Господин взял их и некоторое время рассеянно изучал.

— Хорошо. Очень хорошо, — заключил он. — А на какую ссуду вы рассчитываете?

— Я хотел бы шесть тысяч франков, — сказал Матье. Потом немного подумал и уточнил: — Нет, пожалуй, семь тысяч.

Матье