Мы посмотрели друг на друга, и, по-моему, нас осенило одновременно.

– Он говорит о безопасности, – сказала Чейз. – Никто не должен знать о существовании такого оружия.

– Следовательно, необходимо как-то объяснить эвакуацию жителей.

Я опустился в кресло Сима. Оно оказалось мне немного тесноватым.

– Какая удача, что «немые» поступили так нехарактерно для себя в случае с Пойнт-Эдвардом, – тихо произнесла Чейз. – Это спасло Сима от необходимости отвечать на многие вопросы.

Она долго смотрела на меня. И я понял, наконец, почему предприняли атаку на пустой город. И кто ее осуществил.

* * *

Потом я нашел в бортовом журнале другие записи. Сим и «Корсариус» снова бросались в бой в десятке различных мест вдоль Границы. Но теперь он изменился, в его тоне, а затем и в его комментариях я начал чувствовать отчаяние, растущее пропорционально его военным успехам и последующему отступлению. Я услышал его реакцию на поражение у Гранд Салинаса, на потери одной за другой союзных планет. Наверное, ему казалось, что нет конца этим черным кораблям. И вот пришло известие о падении Деллаконды. Он произнес шепотом имя Маурины.

Во всех записях о солнечном оружии больше не упоминалось ни разу.

Сим бранил недальновидность Окраины, Токсикона, Земли, которые чувствовали себя в безопасности из-за большого расстояния и боялись навлечь на себя гнев орды врагов. Союзники относились друг к другу с недоверием и завистью, гораздо более глубокими, чем ненависть к завоевателям. Заплатив за победу у Чаппараля потерей пяти фрегатов и легкого крейсера с командой токсиконцев, Сим задал вопрос: «Мы теряем лучших и самых храбрых. А во имя чего?» За этим высказыванием последовало долгое молчание. Потом он произнес немыслимую фразу: «Если они не придут, тогда нам пора заключать свой собственный мир!»

Его настроение становилось все более мрачным. И когда еще два корабля его эскадры погибли у Кома Дес, в нем вспыхнул гнев: «Когда-нибудь Конфедерация будет создана, – устало говорит Сим, – но я не позволю создать ее на костях моих людей!»

Тот же голос, который вынес обвинение спартанцам.

Одиночество держит зеркало перед лицом греха. Не легко убежать от правды в его холодном отражении.

Достопочт. Агат Необузданный «Размышления на закате»

Мы вернулись на «Кентавр», чтобы поесть и немного поспать. Но уснуть долго не удавалось. Мы проговорили несколько часов, строя догадки о том, что же в конце концов случилось с капитаном и командой «Корсариуса». Нашел ли экипаж «Тенандрома» на борту останки? И может, выполнил ритуал похорон? Прощальный залп, сообщения домой и забвение? Притвориться, что ничего никогда не происходило?

– Я так не думаю, – сказала Чейз.

– Почему?

– Традиция. Капитан «Тенандрома», предпринявший такие действия, обязан был закрыть бортовой журнал «Корсариуса», внеся последнюю запись.

Она посмотрела в иллюминатор на старый боевой корабль. Его бело-красные ходовые огни сияли на темном небе.

– Нет, готова держать пари, что они нашли его таким же, как и мы. Это – летучий голландец.

Чейз прижала руки к груди, словно в кабине было холодно.

– Возможно, «немые» забрали корабль, выгнали экипаж, а «Корсариус» оставили здесь, чтобы мы потом нашли его и ломали себе голову. Предметный урок.

– Оставили здесь? Как они могли предположить, что мы его обнаружим?

Чейз покачала головой и закрыла глаза.

– Мы еще вернемся туда?

– Мы не получили ни одного ответа на свои вопросы.

Чейз что-то сделала в темноте, и в отсек полилась мягкая музыка.

– Там может не оказаться никаких ответов.

– Как ты думаешь, что все эти годы искал Скотт?

– Не знаю.

– Он что-то нашел. Он обследовал корабль и что-то нашел.

Пока мы разговаривали, Чейз развернула «Кентавр» в другую сторону, грустно улыбнулась и призналась, что ископаемый корабль действует ей на нервы.

Я никак не мог прогнать от себя образ отчаявшегося Кристофера Сима. Раньше мне не приходило в голову, что именно он, первый из всех людей мог подвергнуть сомнению исход войны. Вряд ли, конечно, он обладал даром предвидения. Как оказалось. Сим был обыкновенным человеком. В его отчаянии, в его беспокойстве о жизни товарищей и людей, которых он пытался защитить, я чувствовал разгадку тайны покинутого корабля.

«Когда-нибудь Конфедерация будет создана, но я не позволю построить ее на костях моих людей».

Чейз уже давно уснула, а я все пытался систематизировать имеющиеся факты и свои догадки об ашиурах, о Семерке, о возможном психическом состоянии Сима, о битве у Ригеля.

Трудно забыть орудия «Корсариуса», направленные в мою сторону во время просмотра той программы. Но, разумеется, все случилось не так. План Сима сработал. «Корсариус» и «Кудасай» застали-таки врасплох атакующие корабли и нанесли им значительный урон прежде, чем «Корсариус» разлетелся в пыль во время дуэли с крейсером. Таким, по крайней мере, был официальный отчет.

Но очевидно, подобная версия тоже оказалась ложной. И почему Сим изменил тактику боя у Ригеля? Во время длинной цепочки побед, он всегда лично вел деллакондцев в бой, а здесь предпочел сопровождать «Кудасай».

«Кудасай» понес уцелевшего брата навстречу смерти, которая ждала его у Нимрода. Но Тариен все же дожил до успеха своих дипломатических усилий: наконец-то Земля и Окраина взялись за руки и пообещали помощь, а Токсикон даже вступил в войну.

Это каким-то образом стыковалось с легендой о Семерке. Тогда почему их имена остались неизвестными истории? Почему единственный и самый верный источник, бортовой журнал «Корсариуса», тоже хранил молчание на этот счет и фактически умалчивал о самой великой битве? Как сказала Чейз? «Этого быть не могло!»

Да, не могло.

Где-то на границе реальности и интуиции, предшествующей сну, я вдруг понял. Понял с ясной и холодной уверенностью. И если бы мог, то выбросил бы это знание из головы и улетел домой.

Чейз проспала несколько часов. Когда она проснулась, снова было темно, и она спросила, что я собираюсь делать.

До меня уже стала доходить сложность ситуации с «Тенандромом». Кристофер Сим – больше, чем часть истории. Мы впутались в дело, ставившее под сомнение краеугольные камни нашей политики.

– Не знаю, – ответил я. – Этот мир – кладбище с тайной виной.

Чейз посмотрела вниз, на закрытый облаками ободок планеты.

– Возможно, ты прав. Тела отсутствуют. Тела отсутствуют, имена отсутствуют, записи в журнале отсутствуют. А «Корсариус», который должен отсутствовать, вращается, как часовой механизм, с периодом обращения шесть часов одиннадцать минут.