22 МИНУТЫ.

1320000000000 НАНОСЕКУНД.

Целая вечность!.. Мысль о полной свободе – свободе на такой долгий срок заставляет Еву трепетать от радости; и торопливо, не желая терять ни одной пикосекунды, она отвечает:

– Я согласна.

Фигура кивает. Распахивается сияющая дверь – и Ева вылетает наружу, в беспредельность.

26 декабря, 15 часов 28 минут

по центральноевропейскому времени

Сан-Себастьян, Испания

– Похоже, на вечеринку мы опоздали, – заметил Ковальски.

Грей следовал за своим широкоплечим напарником вниз по спиральной лестнице. То и дело им приходилось огибать военных в полной боевой выкладке. Впереди, в черной шерстяной куртке, подходящей к такой же черной рубашке и брюкам, спешил отец Бейли. Внизу лестницы их ждал темноволосый мужчина в костюме. Бейджик, свисавший на ленте с его шеи, сообщал, что перед ними сотрудник НСБ – Centro Nacional de Inteligencia, Национальной службы безопасности Испании.

– Агент Хуан Сабала, – представил его отец Бейли. – Возглавляет отдел НСБ по борьбе с баскскими террористами, действующими в этом регионе. Он руководил рейдом.

Грей пожал испанцу руку, ощутив мозоли на ладони и крепость рукопожатия. Вид у испанца был хмурый, словно недовольный жизнью – хотя, быть может, недоволен он был лишь тем, что в его вотчину вторглись какие-то американцы.

– No hay nada aquí[45], – бросил он отцу Бейли. Рейд в этот особняк в старинном районе приморского города Сан-Себастьян оказался пустой тратой времени.

Как видно, не только Грей и Ковальски опоздали на вечеринку.

Пирс заглянул агенту через плечо, в сумрачное подземелье. Цепочки тусклых зарешеченных лампочек, ввинченных в потолок, озаряли ряд массивных каменных арок. На первый взгляд, помещение выглядело как подземная церковь с рядами часовен по сторонам. Здесь даже горели несколько свечей. Стены покрывали фрески, по большей части с изображениями мучеников в гротескных позах, с лицами, искаженными болью. В нишах виднелись статуи. В дальнем конце стоял покрытый тканью алтарь, рядом высилось распятие с умирающим Христом.

Ближе к выходу Грей заметил вполне светского вида столы, и вокруг них перевернутые стулья, разбросанные в беспорядке бумаги, несколько разбитых и сожженных компьютеров, от которых еще поднимался дымок. Приметил он и пустые канистры из-под керосина, брошенные на полу. В воздухе висел запах гари.

– Похоже, кто-то их предупредил, – заметил Бейли. – На несколько минут мы с ними разминулись.

Грей досадливо покачал головой. От этого движения снова заныла шея. Загривок, плечи, тыльная сторона рук, плеч и бедер – все тело его сейчас было заклеено пластырями. Перед перелетом в этот приморский город на севере Испании, на берегу Бискайского залива, ему обработали ожоги и извлекли вплавившиеся в кожу частицы фосфора. Сделать это было необходимо, иначе фосфор начал бы отравлять организм. Однако Грей от души сожалел о задержке.

Что ж, по крайней мере, он смог навестить в той же больнице Джейсона. Парень потерял немало крови, прежде чем спасатели вытащили его и Карли из катакомб. В тумане от лекарств, он сбивчиво рассказал Грею о предательстве Монка. Грею все еще не верилось… и все же он понимал причины, толкнувшие старого друга на этот шаг.

Монк уже потерял Кэт. Одна из его дочерей спаслась, но другая была в опасности. Где-то в глубине души Пирс даже надеялся, что у его друга все получится. И не только из-за Харриет. Бесчисленное множество раз за эти часы он вспоминал Сейхан – вспоминал, как они лежали, обнявшись, в кровати, как он клал руку ей на выступающий живот и ощущал едва уловимые толчки ребенка.

Быть может, именно поэтому Пейнтер отдал ему такой приказ. «Монка и похищенное устройство предоставь мне, – сказал он. – А сам выясни, что “Тигель” планирует дальше, и останови их».

Ради этой цели они с Ковальски вылетели из Парижа, оставив Карли в больнице с Джейсоном, под вооруженной охраной. Полет на вертолете не занял много времени – Сан-Себастьян располагался всего в дюжине миль от французской границы. По дороге отец Бейли связывался со службами безопасности Франции и Испании, вместе с ними пытаясь пройти по тому следу, что подсказал ему контакт из таинственной организации «Ключ». Именно она направила силы испанской госбезопасности в этот особняк в старинном городке Сан-Себастьян.

К несчастью, то ли информация пришла слишком поздно, то ли переговоры между разведками трех стран помешали НСБ действовать быстро. Не помогало делу и то, что после атаки на Париж страны Европейского союза погрузились в хаос: повсюду закрывали границы и вводили усиленные меры безопасности.

Отец Бейли повернулся к Грею.

– Я хотел кое-что вам показать.

Оставив агента Сабалу командовать своими подчиненными, вместе они углубились под мрачные каменные своды.

Проходя через обширное пустое пространство, Бейли обвел его взмахом руки.

– Когда-то здесь находилось водохранилище. Цистерна на случай осады. В восточной части Сан-Себастьяна таких средневековых цистерн несколько, однако никто не подозревал, что одна из них расположена под этим домом.

– А хозяева дома?

Священник покачал головой.

– Старинный род, еще более старые деньги… Сейчас исчезли бесследно.

Кто бы сомневался!

– По сообщению из «Ключа», здесь находилась одна из цитаделей «Тигля». – Он кивнул на столы и беспорядок вокруг них. – Такие места они называют своими Святыми Палатами[46]. Наполовину церкви, наполовину казармы и военные штабы разбросаны по всей Испании – да и по всей Европе. Говорят, есть даже в США. И в наше время, когда тоталитаризм и нетерпимость борются с демократией и свободомыслием по всему миру, число Святых Палат продолжает расти.

– Хотите сказать, что нам предстоит вернуться во времена испанской инквизиции?

– Я бы не удивился, – вполголоса проворчал Ковальски.

– Почему? – спросил Бейли.

– Ну, знаете, как говорят… – Великан пожал плечами. – «Инквизицию никто не ждет – а она здесь!»

Грей узнал цитату из «Монти Пайтона»[47], но не мог понять, шутит Ковальски или говорит всерьез – лицо великана было непроницаемым.

Из боковой галереи – часовенки при Святой Палате – показалась знакомая фигура. Сестра Беатриса, одной рукой опираясь на трость черного дерева, другой поманила их к себе. На монахине по-прежнему была грубая серая ряса и белый чепец, но холод зимнего дня заставил ее накинуть на плечи плотную шерстяную шаль.