Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К счастью, в последнее время ситуация меняется к лучшему. Не так давно вышло прекрасное, современное издание собрания сочинений Спинозы в переводе Эдвина Керли (Е. Curley)[430], лучшего из известных мне американских знатоков Спинозы. Пока что на свет появился только первый том, в который не вошла большая часть Переписки, ТР и ТТР. Однако второй том, как сообщает профессор Керли, уже почти готов.
На русском же языке новые переводы Спинозы не выходили уже почти полвека, и не ожидаются. С «Этикой» русский читатель знакомится в переводе позапрошлого столетия, лишь немного отредактированном в советские времена и снабженном жалкими Примечаниями размером в две страницы.
Наверное, и хорошо, что редактор двухтомника Спинозы Василий Соколов удержался от искушения снабдить великую книгу обширными примечаниями. Ибо то, что написал он в Предисловии и, позднее, в двух своих монографиях, не столько помогло, сколько помешало читателям понять учение Спинозы. В вопросах же латинской терминологии профессор Соколов обнаруживал порой неосведомленность, поистине удивительную для человека, который отважился редактировать переводы Спинозы. Заявить, что понятие causa sui «было совершенно чуждо схоластической философской мысли»[431] мог лишь тот, кто плохо знаком с трудами схоластиков, а то и совершенно чужд их философской мысли.
Не только понятие причины себя было отлично известно в Средние века, но и самый термин этот тогда уже встречался — в трудах «превосходного доктора» Суареса. Уже «ангелический доктор» Фома оспаривал высказанное кем-то ранее (имя оппонента умалчивается) понимание Бога как причины себя. Да что там схоластики — еще отцы церкви (в частности, Иероним) позаимствовали это понятие у неоплатоников. Спиноза же наверняка встречал его в Декартовых Ответах на Возражения Первые против «Размышлений», где термин causa sui фигурирует многократно, как особое определение Бога, в ходе полемики с одним ученым томистом.
В пояснении к понятию причины себя Соколов приписывает субстанции «вечность во времени и бесконечность в пространстве»[432], не обращая ни малейшего внимания на массу спинозовских указаний о том, что атрибут протяжения не имеет ничего общего с физическим пространством, а вечность не есть определение времени. Это место в предисловии Соколова заставило Джорджа Клайна недоумевать по поводу
«приравнивания «вечности» к «бесконечной длительности во времени», равенства, которое Спиноза всеми силами отвергал. Та же ошибка явно видна у Соколова в характеристике длительности как «составной части вечности» (с. 51)»[433].
В отличие от корифеев советского спинозоведения, Половцова свободно ориентировалась в схоластической терминологии. Она настаивала на необходимости «самостоятельного исследования и изучения наиболее выдающихся оригиналов так называемой схоластической литературы» во избежание «серьезных недоразумений» при чтении работ Спинозы.
Примером другого такого массового недоразумения является словосочетание «геометрический метод» — которого нет в текстах Спинозы, но которое со времен еще Гегеля так полюбилось комментаторам «Этики» (в их славную компанию угодил, само собой, и профессор Соколов). У Спинозы есть целый трактат о методе — TIЕ: термин methodus (метод) встречается там более тридцати раз, и ни разу ни словом не упоминается ordo geometricus (геометрический порядок). Несмотря на это, гегелевский миф о «геометрическом методе» Спинозы и ныне продолжает разгуливать по страницам историко-философских сочинений.
Между тем дистинкция methodus и ordo — одно из общих мест в литературе по логике той эпохи. Половцовой удалось обнаружить ее первоисточник — трактат Джакомо Цабареллы[434] «De methodis», одна из глав которого прямо озаглавлена: «De differentia ordinis et methodi» (О различии порядка и метода). Коллекция логических трактатов Jacobi Zabarellae Opera Logica выдержала пятнадцать изданий в течение полувека, с 1572 по 1623. Логическому методу Цабареллы многим обязан Галилео Галилей[435], и вообще, если верить Аарону Гарретту (A. Garrett),
«Цабарелла был самым влиятельным логиком второй половины XVI столетия в Италии, Германии и Нидерландах»[436].
Порядок (ordo) представления знаний отличен от метода (methodus) в собственном смысле слова, поучал Цабарелла.
Методы суть интеллектуальные орудия[437], с помощью которых разум открывает новые истины, продвигаясь от уже известного к неизвестному. Ordo же применяется лишь к тому, что уже известно, и служит целям наиболее легкого и прочного усвоения уже имеющихся знаний. Methodus обладает особой «умозаключающей силой» (vis illatrix), каковой нет у ordo.
В позднейших учебниках и трактатах термины «methodus» и «ordo» не всегда разводились столь строго. Однажды [Ер 13] и Спиноза, упомянув о «доказательстве геометрическим способом» (more geometrico demonstratio), прибавил, что друзья просили его тем же методом изложить (concinnare, дословно: «привести в порядок»)[438] часть первую Декартовых «Начал». Несомненно, он рассматривал геометрический порядок как способ, или метод, упорядочения наличных знаний, а вовсе не как метод открытия новых идей. Как ниже сообщает Спиноза, сия метода[439] понадобилась ему для обучения некоего юноши, интересовавшегося философским учением Декарта. И она не имеет решительно ничего общего с «истинным методом» (vera methodus), обсуждаемым в TIE. Хотя бы потому, что Спиноза излагает «геометрическим способом» ошибочные с его точки зрения взгляды Декарта. Что не преминула отметить Половцова.