В тридцать шесть лет Рут, которая одновременно любила и ненавидела своего отца, было невыносимо больно узнать, как сильно отец любит ее.

Рут никак не могла уснуть. Причиной ее бессонницы был коньяк в сочетании с тем, в чем она призналась Эдди О'Харе, а она об этом не говорила никому, даже Ханне Грант. На каждом важном этапе своей жизни Рут ждала, что ее мать даст о себе знать. Например, по окончании Экзетера. Но этого не случилось. А потом она заканчивала Мидлбери — и опять ни слова.

Тем не менее Рут ждала, что Марион даст о себе знать, в особенности в 1980 году, после выхода в свет ее первого романа. Потом последовали публикации двух других ее романов — второго в 85-м и третьего, который вышел только-только, осенью 1990-го. Вот почему, когда самонадеянная миссис Бентон попыталась выдать себя за мать Рут, та вышла из себя. Долгие годы она представляла себе, что Марион вдруг заявится к ней именно таким образом.

— Как вы думаете, она когда-нибудь объявится? — спросила Рут у Эдди в такси.

Эдди разочаровал ее. В ходе этого волнующего вечера Эдди сделал немало, чтобы рассеять первое, неверное впечатление, сложившееся у Рут о нем, но в такси он нес какую-то невнятицу.

— Гм… — начал он. — Я думаю, что ваша мать должна обрести мир в своей душе, прежде чем она сможет… гм-м, вернуться в вашу жизнь.

Эдди замолчал, словно надеясь, что такси уже подъехало к «Станхопу».

— Гм-м… — снова произнес он. — У Марион, я думаю, есть свои демоны… свои призраки… и я думаю, она сначала должна разобраться с ними, прежде чем сможет появиться перед вами.

— Да бога ради! Ведь она же моя мать! — воскликнула Рут в салоне такси. — Я — тот самый демон, с которым ей бы нужно попытаться разобраться!

Но в ответ Эдди сумел только сказать:

— Чуть не забыл! У меня есть книга — даже две книги, которые я хотел вам подарить.

И тут она задала ему самый важный вопрос в ее жизни: есть ли у нее основания надеяться, что ее мать хоть когда-нибудь даст о себе знать? Эдди порылся в своем портфеле и извлек оттуда две мокрые книги.

Одна из них была подписанным им экземпляром «Шестидесяти раз» — дань Марион, своего рода сексуальная литания. А другая книга? Он не сумел толком сказать, что это за книга. Он просто сунул ее на колени Рут.

— Вы сказали, что собираетесь в Европу, — сказал ей Эдди. — Это хорошее чтение для самолета.

В такой момент и в ответ на самый важный в жизни Рут вопрос он сунул ей книгу для чтения в самолете. Потом такси остановилось у «Станхопа». Эдди самым неуклюжим образом пожал руку Рут. Она, конечно же, поцеловала его, и он покрылся румянцем — как шестнадцатилетний мальчик!

— Мы должны встретиться, когда вы вернетесь из Европы! — крикнул ей Эдди из отъезжающего такси.

Может быть, он не умел прощаться. Если уж откровенно, то определения «жалкий» и «несчастный» подходили к нему как нельзя точно. Он превратил свою застенчивость в разновидность искусства. «Он носит свой комплекс неполноценности, как знак доблести, — написала Рут в своем дневнике. — И в нем нет ничего от проныры». (Рут не раз слышала, как ее отец называл его пронырой.)

И еще в самом начале их вечера вдвоем Рут поняла кое-что об Эдди: он никогда не жаловался. Кроме его пригожести, хрупкой женской красоты, ее мать могла увидеть в нем нечто большее, чем беззаветная преданность ей. Эдди О'Хара был человеком исключительно мужественным, вопреки своей внешности; он принял Марион, какой она была. А летом 58-го, как это представляла себе Рут, ее мать вряд ли была в лучшей психологической форме.

Рут, полуголая, стала бродить по своему номеру в поисках предполагаемого «чтения для самолета», всученного ей Эдди. Она была слишком пьяна, чтобы пытаться читать «Жизнь Грэма Грина», а «Шестьдесят раз» она уже читала — она читала эту книгу уже два раза.

К ее недоумению, «чтение для самолета» оказалось чем-то вроде детектива. Название сразу насторожило Рут: «Проводили до дома из "Цирка летающей еды"». Ни автор, ни издательство не были ей известны. При более пристальном рассмотрении Рут увидела, что книга издана в Канаде.

Даже фото автора являло собой тайну, потому что женщина — а неизвестный автор был женщиной — была снята в профиль, к тому же ее лицо было подсвечено сзади. На женщине помимо этого была шляпа, которая затеняла единственный видимый объективу глаз. Изящный нос, сильный подбородок, резко очерченные скулы — вот все, что можно было разглядеть из ее лица. Ее волосы (та их часть, что свободно ниспадала из-под шляпы) были либо светлыми, либо седыми, либо почти белыми. Возраст ее не поддавался определению.

Эта фотография действовала на нервы, и Рут ничуть не удивилась, прочтя, что имя неизвестного автора было nom de plum[19]; женщина, скрывшая свое лицо, конечно же, должна была назваться псевдонимом. Вот, значит, что Эдди называл «чтением для самолета». Книга произвела на Рут дурное впечатление еще до того, как она начала читать. А начало романа вполне соответствовало тому суждению, которое Рут вынесла, посмотрев на обложку.

Рут прочла:

«Продавщица, подрабатывавшая официанткой, была найдена мертвой в своей квартире на Джарвис к югу от Джерарда. Эта квартира соответствовала ее доходам, но и то лишь потому, что снимала она ее вместе с двумя другими продавщицами. Они втроем продавали бюстгальтеры у Итона».

Детективный роман! Рут захлопнула книгу. Где была эта Джарвис-стрит или какой-то там Джерард? И что это за Итон? И какое дело Рут Коул до каких-то девиц, продающих бюстгальтеры?

Наконец она уснула — был третий час, — но тут зазвонил телефон.

— Ты одна? Можешь говорить? — шепотом спросила ее Ханна.

— Определенно одна, — сказала Рут. — Но с какой стати я должна с тобой говорить? Ты предательница.

— Я знаю, что ты на меня злишься, — сказала Ханна. — Я и звонить-то не хотела.

— Это извинение? — спросила Рут свою лучшую подружку.

Она никогда не слышала, чтобы Ханна извинялась.

— Тут неожиданно подвернулось кое-что, — прошептала Ханна.

— Кое-что или кое-кто? — спросила Рут.

— Какая разница, — ответила Ханна. — Меня неожиданно вызвали из города.

— А ты почему шепотом? — спросила Рут.

— Не хочу, чтобы он проснулся, — сказала Ханна.

— Ты хочешь сказать, что ты теперь не одна? — спросила Рут. — Он рядом?

— Не совсем так, — прошептала Ханна. — Мне пришлось переехать в другую спальню, потому что он храпит. Я и представить себе не могла, что он будет храпеть.

Рут воздержалась от комментариев. Ханна не упускала случая упомянуть о какой-либо интимной подробности, касающейся ее очередного сексуального партнера.