Приехали во Францию, вижу, прыжки буквально висят на волоске, но он их делает, старается. Появилась девочка — француженка, фигуристка. Молодость, любовь. А любовь требует много эмоциональных сил, и мне понятно, что он с таким мощным отвлечением уже не справится. Скандалить не собиралась, но пришлось. Началось с «квалификации», он откатал ее ужасно. Режим нарушен, сон нарушен, внутреннее состояние полетело к черту, вместо концентрации оно бурлило. После «квалифайна», испугавшись позора, на короткую программу он собрался. И в ней он — первый. Впереди произвольная с его четверным прыжком, но он еще не научился собираться к главному старту. Он приехал во Францию чемпионом России, он носил звание серебряного призера чемпионата мира. В этом сезоне уже обыграл Элдриджа и сражался на равных со Стойко — лидерами у мужчин. Казалось, у него все складывалось, правда, его мама пару раз повторяла: «Вы его не балуйте, иначе он зазнается». Наверное, он решил, что, добившись таких результатов, можно себе позволить отсутствие режима сна и отдыха…

По Европе гулял тяжелейший грипп, и он умудрился его подхватить. С температурой вышел на произвольную программу, прокатал ее плохо. А Леша Урманов, неудачно выступив в короткой произвольной программе, стал первый. В результате Илюша сперва держался на мониторе вторым, но компьютер начал пересчитывать «по числу мест», и Илюша очутился на четвертом месте. Для него этот результат стал шоком. Мы вернулись в Америку, он еще долго там болел. Этот грипп отнял и у него, и у меня много сил. Тяжелый кашель перерос в бронхит. Первый раз в жизни Илюша принимал антибиотики, оказывается, он их никогда не пробовал. Почти три недели провел в постели. Дорого ему стоила эта влюбленность.

Но прошло время, он вновь начал выходить на лед, готовиться к очередному старту Гран-при. Совершенно раскоординированный, и я потихонечку-полегонечку собирала его по частям. Он очень уставал — реакция на антибиотики, — да и времени мы потеряли уйму. Я даже подумывала пропустить этот старт. Но поехали, и он снова четвертый. Хотя прыгнул четверной и катался прилично. Я считала, что любой фигурист из первой четверки, прокатав два дня соревнований без ошибок, станет чемпионом, но шансы Кулика расценивала выше. У него имелся полный набор: и техника, и красота катания, и качество программы, и ее музыкальность, и хореография, плюс ко всему этому еще и четверной прыжок. У остальных и трех компонентов из перечисленного не набиралось. Так что я совершенно не расстроилась: он наконец пришел в себя, и я рассматривала этот турнир как этап подготовки к чемпионату мира.

К мировому первенству он готовился абсолютно нормально, без всяких закидонов. Мы поехали в Европу пораньше (чемпионат проходил в Швейцарии), чтобы акклиматизироваться. Илюша легко прыгал, ничего не предвещало будущего кошмара. За три дня до «квалификации» у него тренировка на основном катке. Многие заинтересованные лица — судьи, тренеры, участники — собрались ее посмотреть. Илюша прыгает уникальный каскад, взлетает на огромную высоту. Идеальный полет… приземляется — и, как подкошенный, — нога подворачивается — он падает на руки с резким вскриком «ой!». И я понимаю — ноги нет! а он, выбираясь из падения, издалека видя, что я уже готова упасть в обморок, мне кричит: «Конек!» Я в ответ ору: «Нога, Илюша, нога!», а он: «Конек, конек!» Тишина. Все замерли. Наконец он добирается до меня. Сломался конек на приземлении. Если бы Илюша попал в свой или чей-то след на льду, он мог сломать ногу. Я же испугалась, подумав, что при выезде из прыжка он попал в глубокую трещину, нога уже поворачивается, а конек стоит на месте.

Дохромали с ним до раздевалки. Слава богу, нога цела, конек «полетел» на правой ноге, а все приземления на нее. Но что такое поменять конек? Мне трудно об этом на пальцах рассказывать. Конек делается с разными отверстиями для крепления, и, естественно, надо достать именно тот номер конька, какой у Илюши. Мы находимся в Лозанне. Как бы это помягче сказать — это не самый крупный центр фигурного катания. Там и каток чуть ли не 1905 года рождения, я даже не понимаю, как они на таком катке решили проводить чемпионат мира? Но у меня одна задача: срочно — конек. Бегу к Питеру Крику, это член немецкой федерации фигурного катания, мой давнишний товарищ. Питер — человек очень деятельный, способный откликнуться на беду. Но сперва звоню в Англию, потому что еще не все спортсмены и тренеры приехали в Лозанну, и ищу своих английских приятелей, тех, кто еще дома, потому что именно в Англии находится фирма, делающая коньки. Конек у Илюши сломался в субботу, во второй половине дня. Уикэнд в разгаре. Понятно, что ближайшие полтора суток никого ни на какой фирме не найдешь. В лучшем случае конек может быть доставлен послезавтра, в невероятном варианте — наследующий день. И получается, что за день до «квалифайна» конек нужно переточить. Илюша на это потратит четыре-пять часов.

И тут он вспоминает, что у него в Москве лежит вторая пара точно таких же коньков. Это — счастливая случайность. Он созванивается со своей мамой, та передает коньки в Федерацию, тут включается Писеев, который звонит Тамаре Николаевне Москвиной, вот-вот вылетающей в Лозанну. Мама подвозит коньки к самолету. А мне параллельно достает коньки Питер Крик, ему их привезли из маленького немецкого городка в горах, где в субботу еще был открыт магазин, а в нем залежалась всего одна пара с нужным нам номером. И коньки, довольно острый предмет, передаются экипажами с самолета на самолет, их везут из Германии в Женеву, из Женевы в Лозанну. Коньки от Питера Крика и коньки из Москвы прибывают одновременно на следующий день.

Я сижу в холле гостиницы, жду Тамару Николаевну, ей зарезервировали дорогой отель. Ее должны разместить в нем как члена Международной федерации, они вместе с венгеркой Кристиной Равицей — два представителя в ИСУ от тренеров. В том же отеле живет и великий Карло Фасси. Ждали с ним Тамару вместе, потом к нам присоединилась Чайковская, мы трое беседовали обо всем, что происходит в нашем деле, обсуждали пути его развития. Разговаривали и об Илюше, он нравился Фасси, и мы договорились, что на следующее лето я приеду с Илюшей к ним на каток и буду делать программу его ученице, а он десять дней поработает с Куликом. Многое мы успели вспомнить с Карло в этот вечер, в мою последнюю встречу с великим Карло, моим коллегой, с замечательным человеком, с выдающимся тренером нашей эпохи. Через два дня Фасси умер. Всем миром фигурного катания мы прощались с ним в Лозанне. Он на несколько лет уезжал в Италию, на родину, потом вернулся в Америку. Возможно, в Италии он сделал передышку от спорта, как я — с театром. Потом у Фасси появилась ученица — Бобек, а у меня Кулик.

…А пока мы сидим, рассуждаем в ожидании. Карло — жены, я — Тамары Николаевны с коньками. Жду, дергаюсь: время же проходит. Наконец, Тамара Николаевна появляется, но коньков у нее нет, она их передала руководителю делегации, который приехал вместе с ней из Петербурга, и он уже два часа как аккредитовывается в другом отеле. Я как пробка вылетаю из одной гостиницы и несусь в другую, где живут спортсмены и руководители. Для тренеров там места не нашлось, и я, несмотря на то, что у меня ученики выступают в двух видах, живу в другом конце города и бегаю по три километра утром и вечером, чтобы днем не отходить от своих спортсменов. Уже даже страна по-другому называется, а у руководителей так ничего и не изменилось. То же отношение к тренерам, как и при советской власти, так же без зазрения совести селятся в лучшие гостиницы. Чтобы им было удобно, поближе к центру города, так как они приезжают с женами. Нынешний начальник получил пост руководителя делегации вроде как премию за то, что прилично проводит в Петербурге один из этапов Гран-при. Я понимаю, поощрять людей нужно, но при этом неплохо еще и понимать, какие задачи стоят перед тренерами. Я, сбивая ноги, бегаю из одной гостиницы в другую, а руководителям лишние хлопоты ни к чему. Транспорт же там, где спортсмены.