Пятая группа, немногочисленная, как и первая, сознательно пошла на службу к большевикам, одни с тем, чтобы сделать себе карьеру, другие с тем, чтобы весело пожить и половить в мутной воде рыбку. Первые внутри таили мысль, что им удастся забрать большевиков в руки, а потом сбросить и занять господствующее положение, но они ошиблись в расчетах и заняли место на запятках большевистской колымаги. Большевики пользуются их услугами, платят им за это, но безжалостно их изгонят, как только смогут поставить на их места своих людей из рожденных пролетариев.

Если бы первая группа состояла не из 5, а из 25 процентов, большевистская революция была бы подавлена в самом начале, пока она не сумела еще сорганизоваться. Примером тому служит Германия. Там тоже одно время властвовал совдеп, но германская интеллигенция быстро объединилась и сбросила иго в течение двух месяцев. И это сделала побежденная страна, а Россия не была побеждена. У нас не хватило, как и в Содоме и Гоморре, должного числа праведников, чтобы Господь отвел от нас свою кару.

Наши третья и четвертая группы составляли в общем не менее 90 процентов нашей интеллигенции, а ведь она была господствующим и правящим слоем в России.

Кто пожелает углубиться в истинный смысл нашей революции, тот должен заключить, что наша интеллигенция оказалась недостойной того положения, которое она занимала, а потому Высшее Провидение решило ее заменить новой, взятой из народа. Мы же, как евреи во время сорокалетнего странствования в пустыне, должны переродиться, чтобы, когда Бог судит нам вернуться, занять снова подобающее нам место.

Чтобы не быть голословным, сделаем краткий анализ нашего интеллигента. Он, безусловно, талантлив. Он даже слишком умен, у него доброе сердце, он отзывчив и легко переносит все невзгоды и неприятности. Это, конечно, положительные качества, но нужно отметить, что ум русского интеллигента довольно своеобразен. Впрочем, благодаря классицизму в обучении, не сродному русскому народу, ум интеллигента оторвался от практической жизни и ушел в теоретические мечтания. От этой же причины и чрезмерных школьных занятий, при отсутствии физических упражнений, получилась дисгармония между умом, духом и телом. Русской дореволюционный интеллигент – это человек с гипертрофированным мозгом, слабой душой и дряблым телом.

Наряду с достоинствами нужно отметить и его крупные недостатки: прежде всего, русский интеллигент – плохой патриот, и даже самое это слово было чуть ли не ругательным в известных кругах; чувство долга у нас было весьма слабо развито в противоположность англичанам и немцам; мы все были фантазеры и мечтатели; неврастения и слабоволие были присущи почти каждому русскому интеллигенту. Мы не были способны к систематическому труду и умели работать только порывами, что очень метко было отмечено поэтом, сказавшим: «Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано»; у нас всегда отсутствовала и теперь отсутствует взаимная солидарность, чему ярким примером служат разногласия и ссоры в нашей эмиграции. Но и со всем этим можно было еще мириться. Когда же ко всему прибавилось еще моральное разложение, падение религии, семьи и нравов, то жребий на весах Высшего Правосудия был брошен: русская интеллигенция была осуждена и обречена [к] политической смерти до ее раскаяния в своих грехах и нравственного и морального возрождения. Оно идет, но идет очень медленно. Нужно, чтобы лучше люди работали над ускорением этого процесса. Как это сделать, поговорим в другом месте.

Главным источником пополнения для Добровольческой армии в Одессе служил Офицерский союз. Союз этот образовался, когда после окончательного разложения армий на фронте масса офицеров осталась без всяких занятий и оказалась преимущественно в больших городах. Ехать на родину в это время было небезопасно, а в некоторые местах даже и невозможно вследствие беспорядков на железных дорогах и различных трудностей и строгостей на новых границах, появившихся на месте России новых государственных образований. В Одессе таким образом скопилось от десяти до двенадцати тысяч бывших офицеров, не имеющих средств к существованию. Новое украинское правительство, обеспокоенное таким наплывом безработной интеллигенции, дало некоторые средства и поручило генералу Леонтовичу организацию работ для их прокормления. Таким образом и образовался Союз офицеров в Одессе.

Генерал Леонтович выхлопотал большое помещение в центре города, принадлежавшее военному ведомству, где и разместилось правление союза со всеми своими отделениями. Тут же был и кооператив, т. е., вернее, отделение бывшего магазина гвардии, армии и флота. К сожалению, посреди существовавшей неразберихи трудно было предоставить офицерам какой-либо интеллигентный труд. Часть их разобрали различные учреждения, ликвидированные после войны, в качестве сторожей; для той же цели их охотно брали и частные фирмы, так как время было беспокойное, но все же главная масса должна была добывать себе прокормление физической работой, т. е. пилкой дров, строительными и землеройными работами. Вот из этого-то контингента мои помощники и вербовали добровольцев для отправки на Дон.

Правление союза вначале враждебно отнеслось к нашей пропаганде, так как руководствовалось указаниями от гетмана, интересы которого как сепаратиста были прямо противоположны идеям добровольцев, выставивших своим лозунгом великую и неделимую Россию. Генерал Леонтович собирал молодежь и говорил им, что вся затея добровольцев – глупая авантюра, которая только увеличит число жертв и провалится как мыльный пузырь, что нужно надеяться на немцев, а пока что пилить дрова и ждать лучших времен. Молодежь его слушала и толпами шла записываться в добровольцы в гостиницу «Владивосток». Рознь внутри союза стала расти настолько, что главари заволновались и, обсудив положение, решили переменить политику, так как союз угрожал полным распадением. В один прекрасный день генерал Леонтович явился ко мне со своим адъютантом, принес повинную голову и пришел засвидетельствовать генералу Алексееву верноподданнические чувства. Мне, конечно, было приятно работать без противодействия, и я охотно пошел навстречу. Таким образом у нас восстановился мир.

Пробовал я также пропагандировать идеи Добровольческой армии через прессу, но на мой призыв отозвалась и то с большой опаской одна только газета «Одесский листок». Редактор согласился помещать только мои собственные небольшие заметки, в которых указывались факты и события, но без всяких рассуждения и комментариев. У нас стремились угождать немцам больше, чем они сами требовали.

Счастливый случай помог мне выйти из финансовых затруднений, которые сильно парализовали мою деятельность. Я случайно встретился с графом Уваровым,[287] членом Государственного совета по выборам, временно живущим, как и многие другие, в Одессе. Узнав о моих затруднениях, он написал письмо Поклевскому-Козелл, посланнику в Румынии, имевшему на руках большие казенные средства, и тот немедленно прислал ему двести тысяч рублей. Таким образом, деньги появились, и я мог уже беспрепятственно продолжать свою работу. Но, к сожалению, одно затруднение окончилось, но появились другие. Немцы, ранее нисколько нам не мешавшие, вдруг начали чинить затруднения. В один для нас непрекрасный день в гостиницу «Владивосток» в бюро к капитану Соловскому явилась полиция, забрала все бумаги, т. е. списки готовящихся ехать со следующей партией, и взяла с него расписку с обещанием прекратить отправку добровольцев на Дон и закрыть вербовочное бюро.