выходят  у ч а с т н и к и  спектакля; каждый держится особняком, они будто не знают друг друга, но поют в один голос.

В с е.

«Бочонок, дубина, цепи,

Бусы, мужлан, дупло,

Угли, гвоздь, опахало,

Икона, мотыга, канал,

Нива, путы, прицел,

Отребье, пюре, Сербия…».

Бора кричит на них, и песня обрывается. В с е  тихо уходят.

Б о р а (остается один). Стойте!

Входит  С е л и м и р, с ним — М и л о е  в качестве следователя и  Г о ц а  в качестве машинистки.

С е л и м и р. Остановились.

Б о р а. Кто идет?

С е л и м и р. Хоровод, коло.

Б о р а. Коло — три шага вперед, два на месте. Музыка, стоп!

С е л и м и р (подходит к нему с мрачным видом). Пароль: «Корабль сел на мель!»

Б о р а. Ответ: «Зачем человек рождается, если Он должен умереть!»

С е л и м и р. Ну вот, товарищ Бора, дальше ехать некуда.

Б о р а. Как говорится, до ста одного очка и обратно. Сейчас будем вести обратный счет.

С е л и м и р. А это товарищ Милое из отделения милиции.

Б о р а. Знаю.

С е л и м и р. А есть ли что-нибудь на свете, чего бы ты не знал?

Б о р а. Есть. Не знаю, когда умру.

С е л и м и р. И ты, конечно, хочешь, чтобы тебе сказали!

Б о р а. Только не нажимайте и вы на меня, чтобы потом не оказалось, что я не придерживался директив!

Гоца ставит машинку на стол, Милое занимает свое место. Появляются  в с е  у ч а с т н и к и  спектакля, одетые в строгие парадные костюмы; они пришли, чтобы присутствовать на суде.

С е л и м и р (тихо). Меня как можно больше выгораживай, чтобы хоть кто-то остался, тогда мы выпутаемся! Я тебя не забуду… И пусть тебя не сбивает с толку то, что я буду громче всех кричать… так всегда делается… (Кричит.) Непримиримо…

Б о р а (забивается в угол, замечает Гоцу). Здравствуй, Гоца!

Гоца не реагирует.

Разве ты меня не помнишь, Гоца?

Г о ц а. Перестаньте городить чепуху! (Дает ему знак, чтобы он молчал.)

Б о р а. Как это ты меня не помнишь? Вспомни, ты приходила ко мне в кооператив полгода назад, просила принять тебя на работу… Я — Бора, председатель! Я тебя начал было обхаживать и не сразу установил, что ты беременна… С твоим зятем Витой мы ладили, он был при мне кадровиком. Но вовремя выкрутился!

Г о ц а. Может быть, но я не помню.

Б о р а. Да вспомни же ты! Я — Бора! Председатель кооператива!

Г о ц а (тихо). Извините, но нам, служащим, не полагается вести разговоры с подсудимым, не имеющие отношения к делу. (Громко.) Замолчите.

Б о р а (смотрит на Милое). Милое, да ведь это ты, мы же давно знаем друг друга!

М и л о е (делает вид, что не расслышал). Так значит, вы… такой-то и такой-то… Бора?

Б о р а. Я страдаю от избытка доброты, все добиваюсь какой-то правды для других, вместо того чтобы заботиться о себе.

Гоца печатает.

М и л о е. Да сядьте же. (Предлагает ему, как обвиняемому, стул.) Садитесь.

Бора садится. Пауза.

Б о р а. До каких пор, товарищ, я буду здесь сидеть?

М и л о е. Все зависит от вас, только от вас.

Б о р а. Я здесь баклуши бью, а на свободе мог бы еще принести пользу… А тут я опять на шее у государства.

Гоца печатает.

М и л о е. Продолжайте, продолжайте. Мы вас слушаем.

Б о р а. Я считаю, что и без того дорого обошелся государству. Зачем опять-таки предоставлять мне бесплатную квартиру и бесплатное питание?

Гоца печатает.

М и л о е. На чем мы остановились, товарищ Гордана?

Г о ц а. Мы подошли к вопросу о снятии с работы, товарищ Милое.

М и л о е. Верно?

Б о р а. Я не помню. Не знаю. Возможно… В какой-то мере. Частично. Что-то запамятовал. Напомните мне относительно… Не могу твердо сказать ни «да», ни «нет». Как вы скажете…

М и л о е. А что вам говорили, когда вас снимали с работы? И что вы сказали?

Б о р а. Да… ну… так… как-то… В один прекрасный день… Не помню, была ли то пятница или четверг.

М и л о е. Это не важно. Все малозначащее опустите.

Б о р а. Пригласили меня и говорят: «Товарищ Бора, ты не добился тех результатов, которых мы ожидали от тебя…»

М и л о е. А как вы считаете: добились вы или не добились? Да или нет?

Б о р а. Я полагаю, что нет, и я готов в любой момент самокритично отхлестать себя за свои недостатки!

М и л о е. А как вы можете оправдать те сто сорок семь миллионов, которые канули в мутную воду?

Б о р а. Этого я и сам не знаю… Сейчас все это суммировано, а ведь эта цифра складывалась постепенно, и нельзя было ее заметить, бросив взгляд на циферблат…

М и л о е. Так вы говорите, что дела шли во многом без вашего ведения, как вы утверждаете?

Б о р а. На меня взвалили, товарищ, больше, чем я мог поднять.

М и л о е. Но ведь могли бы и вы сами вовремя остановиться и задуматься, какой ущерб вы наносите…

Б о р а. Да, я был слеп и глух, признаюсь… Простите мне хотя бы половину. Вывалялся я тут в дерьме с головы до ног! Сто сорок семь миллионов пропустил за короткое время через свои руки, а толку — чуть. Потому что у меня пальцы какие-то… растопыренные! Я человек легкой руки, только пускаю все по ветру! Когда у меня есть деньги, я их разбазариваю направо и налево. Я не умею экономить на малых суммах. Конечно, надо было сигнализировать раньше.

М и л о е. И будьте добры сказать нам: чем же все кончилось?

Гоца печатает.

Б о р а. Расстались мы самым лучшим образом, я не думаю, что я оставил плохую память о себе у товарищей. Но разве мне самому легко — ведь у меня не было условий для роста. Ведь я воевал!

М и л о е. Давайте не будем здесь врать — вы отсыпались под одеялом во время войны. Прошлое у вас темное. Ведь так? Можете только кивнуть головой — этого будет достаточно.

Бора кивает.

Г о ц а. А что я должна писать?

М и л о е. «Обвиняемому было поставлено на вид».

Гоца печатает.

Так что же было потом, когда вас отстранили от работы?

Б о р а. Я понял, что, в конце концов, у меня золотые руки… и что лучше всего мне вернуться к своему портняжному ремеслу.

М и л о е. Вы так и сделали, не правда ли?

Б о р а. Да. Швейная машинка у меня была, выкройки — тоже, причем такие, какие мало у кого были во всем городе. А число клиентов росло изо дня в день, среди них появлялось все больше и больше руководящих лиц, которые хотели сшить себе что-нибудь пошикарнее и поэлегантнее… По своему карману.

Гоца печатает.

М и л о е. Ну и как вы справлялись?

Б о р а. Как сказать, как сказать. Знаете, поднатужился, да так, что и свою жилищную проблему