не договорились обсуждать только вопросы искусства? С точки зрения искусства между мной, создающим искусство своими методами, и вами, со своими лопатками и скребками для вырезания ледяных скульптур, не такая уж большая разница.

– Попав на орбиту, ледяные блоки оказываются под прямым и сильным излучением солнца. Почему они не тают?

– Я покрыл каждый ледяной блок слоем чрезвычайно тонкой, прозрачной, светофильтрующей мембраны. Она пропускает в лед только холодный свет, частоты которого не генерируют тепло. А все частоты, которые генерируют тепло, отражаются. Поэтому глыба льда не тает. Но на подобные вопросы я отвечаю в последний раз. Я не собираюсь отвлекаться от работы для разговора о таких скучных вещах. Или мы с этого момента обсуждаем только искусство, или вам лучше уйти. И мы уже не будем коллегами и друзьями.

– В таком случае скажите, сколько льда вы намерены извлечь из океанов? Этот-то вопрос напрямую касается проблемы создания произведения.

– Естественно, я возьму все, что есть. Я уже говорил вам о моем замысле; так вот, мне хотелось бы воплотить его идеально. Я предполагал взять лед со спутников Юпитера, если земных океанов окажется недостаточно, но это слишком хлопотно. Так что обойдусь тем, что есть.

Ветер трепал волосы Янь Дуна. Он то и дело приглаживал их. От холода, царившего на этой высоте, его пробирала дрожь.

– Искусство много значит для вас?

– Искусство – это всё.

– Но… но ведь в жизни есть что-то еще. Например, нам все еще приходится работать, чтобы выжить. Я – инженер Чанчуньского оптического института и искусству могу уделять лишь ограниченное свободное время.

Голос низкотемпературного художника рокотал из глубины льда, и от вибрации подошвам ног Янь Дуна было щекотно.

– Выжить… Ха! Это просто подгузник вашей младенческой цивилизации, который нужно сменить. Погодите немного, и жить для вас будет так же просто, как дышать. Мы уже забыли, что было такое время, когда нам требовалось прилагать усилия, чтобы выживать.

– А как же социальные и политические отношения?

– У зарождающихся цивилизаций всегда обнаруживается такая неприятная проблема, как существование отдельных личностей. Со временем отдельные личности сливаются в единое целое. И тогда уже нет ни общества, ни политики как таковых.

– А как насчет науки? Ведь наука какая-то должна быть? Разве может цивилизация не стремиться понять Вселенную?

– Этой ерундой тоже занимаются только совсем молоденькие цивилизации. Если немного покопаться, становится ясно все вплоть до малейших деталей. Вы скоро узнаете, что Вселенная настолько проста, что даже наука не нужна.

– Итак, остается одно лишь искусство?

– Да. Искусство остается для цивилизации единственным смыслом существования.

– А вот для нас это вовсе не единственный смысл. Мы хотим выжить. Несколько миллиардов людей на этой планете, под нами, и еще больше представителей других видов хотят выжить. Вы же хотите высушить наши океаны, превратить нашу живую планету в бесплодную пустыню, обрекая нас всех на смерть от жажды.

Из глубины льда поднялась волна смеха. И снова он щекоткой отозвался в подошвах ступней Янь Дуна.

– Коллега, послушайте, как только бурный прилив моего творческого вдохновения немного стих, я обратился к вам, чтобы поговорить об искусстве. Но вы все время переводите разговор на ничего на значащие банальности. Я глубоко разочарован в вас. Стыдитесь! Я возвращаюсь к работе.

– Да будут прокляты твои предки! – взорвался Янь Дун, потеряв наконец терпение, и пошел браниться на северо-восточном диалекте.

– Это что, грубости? – безмятежно осведомился низкотемпературный художник. – У нашего вида одно и то же тело взрослеет и проходит эволюционный путь. Так что никаких предков нет. Что касается странного тона при общении с коллегой… Он засмеялся. – Я понимаю. Вы завидуете. У вас нет моих способностей. Вы способны создавать искусство только на уровне бактерий.

– Но вы не так давно сказали, что, хотя мы используем в искусстве разные инструменты, но существенной разницы между нами нет.

– Теперь я уже так не считаю. Сначала я решил, что встретил настоящего художника, но он оказался жалкой посредственностью, болтающей о высыхании океанов, экологической катастрофе и других мелочах, не имеющих ничего общего с искусством. Слишком плоско, слишком тривиально, знаете. Художники не могут быть настолько привержены банальности.

– И все равно да будут прокляты ваши предки!

– Как вам будет угодно. Я возвращаюсь к работе. Уходите.

В тот же миг Янь Дун почувствовал, что стал тяжелее, и грузно сел на скользкий лед. Сверху налетел порыв ветра. Ледяная глыба снова начала подниматься. Он вскарабкался в вертолет, и машина с трудом переползла через ближайший край ледяной глыбы, чуть не разбившись из-за смерча, порожденного движением искусственного айсберга.

Переговоры между человечеством и низкотемпературным художником закончились полной неудачей.

Море сновидений

Янь Дун стоял в белом мире. Почву под его ногами и окружающие крутые и коварные горы покрывал серебристо-белый плащ. Ему казалось, что он в заснеженных Гималаях. На самом деле он находился в их совершенной противоположности. Это было самое низкое место на Земле – Марианская впадина, являвшаяся когда-то самой глубокой частью Тихого океана. Белое вещество, покрывающее все вокруг, было не снегом, а минералами, которые когда-то делали воду соленой. Когда морская вода замерзала, эти минералы выделялись и откладывались на дне. Бывали места, где слой этих отложений достигал ста метров.

За последние сто дней низкотемпературный художник полностью извел воду Мирового океана. Он переместил на орбиту даже ледники Антарктиды и Гренландии.

А теперь он, милостиво забыв о размолвке, пригласил Янь Дуна посмотреть, как он будет завершать свою композицию.

* * *

В ущелье впереди лежала поверхность голубой воды. Синева была чистой и глубокой. Это казалось еще более трогательным среди множества белоснежных горных вершин. Последний океан на Земле был не больше озера Дяньчи в провинции Юньнань. Его давно уже не тревожили огромные волны, лишь легкая рябь морщила воду, как могло бы быть на каком-нибудь уединенном водоеме далеко в горах. Этот последний океан питали три реки – три случайно сохранившиеся великие реки, змеившиеся по просторам обнажившегося дна. Сегодня это были самые длинные реки на Земле. Но когда люди добрались сюда, они увидели всего лишь узкие ручейки.

Янь Дун подошел к берегу океана. Остановился на краю белого пляжа. Опустил руку в чуть заметно колышущееся море. Вода была настолько насыщена солью, что волны казались густыми. Легкий ветерок сразу высушил руку Янь Дуна, одев ее в перчатку из белой соли.

Воздух пронзил резкий визг, очень хорошо знакомый Янь Дуну. Это, разрывая воздух, скользил к земле низкотемпературный художник. Янь Дун почти сразу разглядел его в небе. Он пребывал