Развивающиеся страны исторически были главной мишенью для контрафакторов, отчасти по причине низкого уровня импорта и более слабой инфраструктуры регуляторной системы, но также и в связи со слабостью экономики и отсутствием возможности широкого доступа к дорогостоящим препаратам у значительной части населения. В то время как Азия, население которой составляет 60 % жителей всего мира, в настоящее время представляет собой крупнейший рынок для контрафактов, Африка, Америка и регионы, дестабилизированные в политическом и экономическом отношении, аналогичным образом являются привлекательными мишенями для распространения такой фальшивой продукции. По оценкам ВОЗ, примерно 30 % препаратов, распространяемых на территории этих регионов, являются контрафактными. По приблизительным данным в некоторых странах такие препараты составляют до 60 %. Более того, рост коммерческих продаж лекарственных средств через Интернет – как продукции, предназначенной для развивающихся стран, так и продукции, выходящей из развивающихся стран, – попросту способствовал усугублению данной проблемы.

В промышленно развитых странах, например, в США, Канаде, большинстве стран Евросоюза, Австралии, Новой Зеландии и Японии, где средний доход населения выше, цепь поставок медикаментов лучше защищена более надежной системой таможенных органов, импортного контроля и регуляторного надзора, а деятельность правоохранительных органов является более активной, частота случаев контрафактной деятельности, согласно статистическим данным, сократилась до 1 % или меньше.

Несмотря на то, что этот процент может показаться незначительным, реальные цифры помогают лучше увидеть реальную ситуацию. В одних только Соединенных Штатах количество рецептов, выписанных в 2011 году, составляло более 4 миллиардов, по более чем 40 миллионам из которых были получены контрафактные лекарственные средства. Согласно результатам исследования, проведенного в 2010 г. в 14 странах Европы фармацевтической компанией Pfizer, более 10,5 миллиардов евро (14 миллиардов долларов США) ежегодно тратилось на рецептурные препараты, поставляемые из нелегальных источников, в том числе на средства для похудения, лечения гриппа и нарушения эрекции; многие из этих препаратов были контрафактными. В ходе этого же исследования было отмечено, что количество контрафактных препаратов, обнаруженных в странах, граничащих с Евросоюзом, увеличилось от 560 598 изделий в 2005 году до 4 081 053 изделий в 2007 году.

Судя по всему, данная ситуация будет усугубляться в перспективе и, несмотря на то, что в настоящее время ее проблематичность признали на международном уровне, контролировать эту ситуацию представляется крайне сложной задачей. Например, в 2013 году благодаря совместным действиям международных правоохранительных органов и усилиям почти 100 стран было изъято больше 10 миллионов потенциально опасных лекарственных средств на сумму 36 миллионов долларов США, в связи с чем было арестовано 213 лиц разных национальностей.

Помимо этого, было обнаружено и заблокировано порядка 14 000 веб-сайтов, созданных нелегальными интернет-аптеками, а также проверено более 530 000 упаковок таможенными и регуляторными органами. Из этого количества было изъято почти 42 000 упаковок, в которых содержались все препараты от антибиотиков, лекарственных средств для лечения онкологических заболеваний и антидепрессантов до лекарственных средств при нарушении эрекции и пищевых добавок.

Международное сотрудничество

В 2006 году была создана Международная оперативная группа по борьбе с контрафактной деятельностью в сфере лекарственных препаратов (International Medical Products Anti-Counterfeiting Task Force, IMPACT), партнерское образование, в состав которого вошли представители 193 государств-членов ВОЗ, целого ряда международных и неправительственных организаций, правоохранительных органов, ассоциаций производителей фармпродукции и регуляторных органов. В сферу ее компетенции входит работа со странами и отраслью, направленная на обеспечение более высокого уровня обнаружения поддельных препаратов и защиты от их широкого распространения, а также на минимизацию преступной деятельности посредством более надежной и ориентированной на сотрудничество системы международных правоохранительных сил.

Преступность как кривое зеркало отражает те социальные, экономические, политические процессы, которые проходят в современном обществе. Отражает самые уродливые формы этих процессов. Криминологи на основе методов математического анализа научились прогнозировать тенденции преступности, сопрягать ее с теми или иными социально-экономическими факторами, на этой основе планировать меры предупреждения преступности. Но одновременно какой-либо структурированный взгляд на образ будущей преступности практически отсутствует. В отечественной криминологии за последние годы можно найти буквально единицы статей, где присутствуют футурологические аспекты. Можно констатировать, что концепции будущей преступности в нашей стране мы не имеем. Да и в целом в мировой криминологии этим проблемам уделяется явно незначительное внимание. Несмотря на то, что сама футурология как наука о предсказаниях будущих тенденций развития представлена весьма значительными исследованиями.

Попытка представить будущее преступности реализована в двух крупных монографиях, изданных в Соединенных Штатах. Одна из них называется «Будущие насилия» (авторы – Бенджамин Уайтс и Габриэлла Блум), а другая – «Будущее преступности», автор последней Марк Гудман длительное время работал в структурах Национального бюро Интерпола США и ФБР, а теперь является одним из главных разработчиков проблем безопасности в «Гугле». Если суммировать эти две книги, то основной принцип можно охарактеризовать фразой американского писателя Уильяма Гибсона о том, что «будущее уже наступило, просто оно еще неравномерно распределено». В названных работах подробным и доступным образом рассказано о всех новых тенденциях киберпреступности, преступности в сфере новых технологий в целом. Безусловно, эти работы представляют большую ценность и должны быть изучены всеми криминологами, которые думают о том, как на основе научных знаний усовершенствовать уголовную политику. Для первой стадии футурологического анализа это, безусловно, необходимый элемент. Но дальше мы упираемся в проблемы методологии.

Можно, конечно, бесконечно анализировать те или иные технологические тренды и на их основе смотреть, каким образом отдельные преступники либо преступная организация будут использовать те или иные технологии. Но разве это достаточно для криминологического анализа в его широком научном понимании?

Например, выдающийся американский изобретатель и футуролог Рэй Курцвейл, выступая в апреле 2015 года в Детройте на международном конгрессе по инновациям, подробно, до 2099 года спрогнозировал развитие технологий. От появления системы виртуальной реальности, формирующей изображение непосредственно на сетчатке глаза людей в 2019 году, до наступления эры технологический сингулярности, которая распространится за пределы Земли вместе с человечеством. Имеется в виду эра, где люди и машины сливаются на всех уровнях бытия и над всем этим господствует искусственный разум или искусственный интеллект. Если учесть то обстоятельство, что все предыдущие прогнозы Рэя Курцвейла были осуществлены за последние 15 лет практически год в год, то криминологи безусловно обязаны применительно к такого рода прогнозам выстраивать хоть какое-то подобие прогнозов криминологических.