Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она надела пальто и спустилась к выходу, миновав стойку Айви.
– Хорошей вам поездки, миледи, – сказала администратор, когда богиня выходила из здания.
Персефона осторожно спустилась по покрытым льдом ступенькам. Антоний уже ждал ее, улыбаясь, несмотря на холод.
– Миледи, – он открыл заднюю дверь «Лексуса».
– Антоний, – с улыбкой поздоровалась она, усаживаясь в теплый салон.
Заняв водительское кресло, циклоп спросил:
– Куда едем, миледи?
– В Музей Древней Греции.
Антоний наморщил лоб с удивленным видом:
– Исследования?
– Да, – кивнула она. – Можно так сказать.
Музей Древней Греции находился в самом центре Новых Афин. Антоний высадил ее у тротуара, и она пошла через двор музея к мраморным ступенькам у входа в здание. Персефона много раз бывала здесь, обычно в солнечные дни, когда площадь была заполнена людьми. Сегодня же вокруг было пусто и скользко, а мраморные статуи, обычно ослепительно сверкающие под лучами солнца, были погребены под сугробами снега.
Войдя в музей и миновав пост охраны, Персефона остановилась и сделала вдох, пытаясь почувствовать аромат магии своей матери, но до нее доносились лишь запахи кофе, моющих средств и пыли. Она пошла по залам, каждый из которых был посвящен отдельной эре Древней Греции. Выставка была прекрасно организована, с аккуратно подобранными образцами. Несмотря на это, все внимание Персефоны было привлечено к людям – она выискивала знакомые черты в выражениях их лиц и движениях. Узнать в них богов было крайне сложно, если они накладывали слишком много чар.
Персефона не знала, сколько времени она бродила по музею, но спустя час богиня уже обошла все выставки, кроме детского крыла. Стоило лишь ей взглянуть на его вход – ярко раскрашенный, с большими буквами и мультяшными колоннами, – как она уловила знакомый запах – мускуса и цитруса, от которых у нее кровь застыла в жилах.
Деметра.
Ее сердце забилось быстрее, когда зашагала по разноцветному крылу с интерактивной выставкой, мимо восковых статуй и моделей античных зданий, следуя за ароматом магии Деметры, пока не увидела ее, окруженную группой детей. Та явно приложила немало усилий, чтобы скрыть свою настоящую личность, – она выглядела намного старше с седыми волосами и морщинами на лице. Тем не менее при ней осталась ее надменность – та, которую так хорошо помнила Персефона.
Как оказалось, Деметра вела экскурсию и прямо сейчас рассказывала детям историю Панэллинских игр и их значение в культуре.
Такого Персефона совершенно не ожидала, хоть и подозревала, что Деметра прячется у всех под носом.
В окружении детей она казалась совсем другой богиней. В ней не было ни намека на свирепость, а глаза излучали свет, которого Персефона не видела со времен своего детства. А потом Деметра подняла голову и встретилась взглядом с Персефоной – и от всей ее доброты не осталось и следа. Всего на мгновение в ее глазах вспыхнули досада, гнев и отвращение, прежде чем она снова обратила свой взор на детей с широкой улыбкой на лице и морщинками у глаз.
– Почему бы вам немного не осмотреться тут самим? Я буду здесь, если у вас появятся вопросы. Ну, бегите!
– Спасибо, мисс Досо! – хором ответили дети.
Персефона не двинулась с места, когда дети бросились врассыпную, но Деметра повернулась к ней, прищурилась и выставила вперед подбородок:
– Ты пришла, чтобы убить меня?
Персефона вздрогнула:
– Нет.
– Значит, ты пришла меня отчитать.
Персефона молчала.
– Ну? – резким тоном потребовала ответа Деметра.
– Я знаю, что с тобой случилось… до того, как я родилась, – произнесла Персефона. Она заметила удивление во взгляде Деметры, в том, как приоткрылись ее губы. И все же это был лишь миг слабости, миг, когда Персефона увидела настоящую боль своей матери, прежде чем та снова спрятала их глубоко внутри, нахмурившись.
– Ты заявляешь, что теперь понимаешь меня?
– Я не буду притворяться, будто понимаю, через что ты прошла, – сказала Персефона. – Но мне жаль, что я не знала.
– И что бы это изменило?
– Ничего, кроме того, что я бы потратила меньше времени, злясь на тебя.
Деметра ответила ей звериной усмешкой:
– Какой смысл жалеть о злости? Она питает столько всего другого.
– Например, твою месть?
– Да, – прошипела та.
– Ты знаешь, что еще можешь все это остановить, – сказала Персефона. – Нельзя побороть судьбу.
– Ты и правда в это веришь? – усмехнулась Деметра. – Даже зная о судьбе Тюхе?
Персефона сжала губы. Это было признание Деметры.
– Она любила тебя.
– Возможно – вот только она тоже говорила мне, что я не смогу побороть судьбу, а теперь – посмотри на меня. Я перерезала нить ее судьбы своими собственными руками.
– Убивать может каждый, мама.
– И все же не каждый может убить бога, – ответила та.
– Так вот каков твой путь. И все только из-за того, что я полюбила Аида?
Деметра скривила рот:
– Ох, благонравная дочь, дело не только в тебе. Я свергну каждого олимпийца, принявшего сторону судьбы, каждого верующего, что их уважает, и одного за другим убью их всех. А когда закончу, то не оставлю камня на камне от мира вокруг тебя.
Тело Персефоны затряслось от гнева:
– Ты думаешь, что я буду просто стоять в стороне и смотреть на все это?
– Ох, цветочек. У тебя не будет выбора.
Только тогда Персефона поняла, что возродить Деметру, скрытую внутри, уже невозможно. Та богиня давно умерла, и хотя она время от времени появлялась – улыбаясь детям и вспоминая свою травму, – ей уже никогда не стать прежней. Деметра решила, что ей необходимо стать такой ради собственного выживания.
Персефона уже давно потеряла свою мать, и это… было их прощание.
– Тебя ищут олимпийцы.
Деметра ответила ей наводящей ужас улыбкой. Она словно хотела что-то добавить, но ее перебили.
– Мисс Досо! – позвал малыш, и Деметра повернулась к нему. Ее искривленный рот и злобный прищур сменились улыбкой и искорками в глазах.
– Да, мой милый? – ее голос был тихим и приятным – таким, каким поют сладкие колыбельные.
– А вы расскажете нам о Геракле?
– Конечно, – она рассмеялась, и смех ее был похож на звон серебряного колокольчика. Ее взгляд упал на Персефону, и фальшивая улыбка снова растворилась: – Тебе следует бояться, что они найдут меня, дочь.
После этого богиня плодородия отвернулась, давая Персефоне понять, что их разговор окончен.
Слова Деметры были предостережением, отбросив на ее сердце устрашающую тень. Персефона сделала глубокий вдох, испытывая отвращение к запаху матери, наполнившему ее горло, и покинула музей.
Глава XXVIII
Прикосновение ужаса
После похода