торговке

Сидеть с корзиной у дворца

Иль этой латаной поддевке

Громить правительство с крыльца?

Ведь это ж мерзостно и гадко.

Цыганский табор на мосту!

Где вы, блюстители порядка?

Заснули, что ли, на посту?!

Иль вот еще — свобода слова…

Я понимаю, это — плюс.

Порядка нового основа:

Да сгинет гнет цензурных уз!

Но… все же, сеять стачек семя.

Звать к примененью крайних мер!.

Ну да, у нас — иное время,

Но… где же милиционер?!

Как позволяет он открыто

Писать о мерзостях войны?

Как не препятствует сердито

Критиковать вождей страны?

Где меч спасительной острастки.

Шлагбаум твердого пути?

Зачем газетчик — не в участке?

Редакторы — не взаперти?

Не на костре листков беремя?!

Не под цензурой изувер?!

Пускай у нас иное время,

Но… где же милиционер?!

Июль 1917

Нищим духом

Пусть могильная мгла

Край родной облегла.

Тяжким саваном жизнь придавила,-

Невредима скала!

Целы крылья орла!

Не в таких передрягах отчизна была.

Да нетронутой прочь выходила!

Ой, не знает Руси, кто ей тризну поет!

Рано, ворог, кладешь побежденного в гроб:

Ну, а что, как усопший-то встанет?

Сон стряхнет, поведет богатырским плечом

Да своим старорусским заветным мечом

По победному черепу грянет?

Все мы так: до поры —

Ни на шаг от норы,

До соседа — ни горя, ни дела,

А настанет пора —

От Невы до Днепра

Неделимое, стойкое тело!

Беспросветная мгла

Край родной облегла,

Тяжким саваном жизнь придавила!

Э, могуча скала!

Целы крылья орла!

Не в таких передрягах отчизна была.

Да нетронутой прочь выходила!

«Новый Сатирикон», 1917, № 34

Триумфаторы

1907–1908 гг.

Жалкая кучка кривляк,

Выродков нашей эпохи,

Севши на смрадный тюфяк,

Сыплет и ахи и охи,

Нет идеалов?.. Так что ж?

Разве не хватит нахальства

Сдабривать похоть и ложь

Крепкой приправой бахвальства?

Сенька напишет рассказ —

Сеньку расхвалит приятель:

«Это — бесценный алмаз!

Это — поэт-созерцатель.

Гибкий, сверкающий слог…

Беклин… Уайльд… откровенья..»

Целая тысяча строк;

Что ни строка — воскуренье!

«Что нам читатель?.. Эхма!»

Выпустив 22 тома.

Буйно ликует Фома,

Нагло грохочет Ерема.

Славы немеркнущей чад

Губит порой и таланты —

Диво ль, что этак кричат

Эти… «пророки-гиганты»?

Слабенький череп венца

Выдержать больше не может.

Похоти скотской певца

Червь самомнения гложет.

Это не наглость… о нет!

Взрывы подобного смеха —

Лишь истерический бред.

Вызванный ядом успеха.

С кресел всю ночь не встает

Жрец извращенного чувства;

Целую ночь напролет

Кистью «святого» искусства

Жадно марает свой лист.

(Плод нездорового бреда

Завтра прочтет гимназист.)

«Леда! свободная Леда…»

. . . . .

Жадно марает он лист.

Славит он Леду-царицу.

(Тайно идет гимназист

Тайно лечиться в больницу.)

Вот современнейший том —

Сборник издательства «Плошка».

Что за печать! за объем! —

Боже, какая обложка!

Диккенс, Тургенев, Золя —

Прочь посрамленные стяги:

В четверть аршина поля!

Около пуда бумаги!

Ну-с, а сюжетики… Да-с!

Прелесть, восторг, объеденье!

Верите ль: что ни рассказ —

Двадцать четыре растленья!!

Красочность, живость пера.

Виден баль-шой наблюдатель!

Сочно, душисто… Ура,

Наш современный писатель!!.

Крики, и хохот, и гам.

Речи бессвязны и пылки;

Шумно и весело там —

Всюду стаканы, бутылки…

Что же, зайдемте? Для нас.

Право, не будет убытка:

Это — российский Парнас,

Это — трактирчик «Давыдка»!

Вон, за отдельным столом,

Бросивши всякую меру,

«Наш гениальный Пахом»

Дует коньяк и мадеру.

Рядом — издатель юлит,

Тйпик проныры-нахала:

«Мы-то?., да мы, — говорит, —

Всё, — говорит, — для журнала!..

Триста?.. Извольте!.. Для вас —

Не пожалеем и триста!..»

Так продается у нас

Честь и перо беллетриста…

«Сатирикон». 1908. № 35

Мы — дети веселого смеха

Мы — дети веселого смеха.

Мы — солнечной сказки пророки.

Как мы одиноки!..

Лишь эхо

Нам вторит…

Мы — дети веселого смеха.

Кто путникам двери отворит?..

Давно уж в холодные груди

Стучим без успеха:

«Впустите нас, люди!» —

Лишь эхо

Нам вторит!..

Нам двери никто не отворит!

Мы — дети веселого смеха,

Мы — солнечной сказки пророки.

Как мы одиноки!..

«Сатирикон», 1910, № 14

КРАСНЫЙ

То и другое

О, что может быть прелестней,

Чем хожденье в мир исканий,

Где лишь жертвой славен