Беспалый последний раз взглянул на знакомое лицо на фотографии и передал тонкую картонку старшему лейтенанту Голубку со словами:

– Кстати, о стрельбе. Если буза не прекратится к утру, вот этого… снимешь. Ясно?

Голубок перевел взгляд на фотографию. На него смотрел один из семерых «чокнутых», доставленных на зону зимой. Иностранец.

– Его-то зачем? – невольно вырвалось у Голубка.

– Разговорчики! – повысил голос Беспалый. – Запомнил клиента? Лады.

Подполковник Беспалый проводил старлея взглядом до двери и, как только Голубок покинул кабинет, потянулся за телефонной трубкой.

* * *

Нарушать приказы Голубок не умел. Можно бегать за бабами, пьянствовать, заниматься чем угодно, но нельзя бойкотировать барскую волю. Иностранца надо подстрелить. После того как баррикады перекрыли почти всю зону, убийство заключенного можно будет списать на суматоху и беспорядочную стрельбу.

Голубок достал свою снайперскую винтовку SSG-69 – красивую австрийскую игрушку. Из того множества стрелкового оружия, с которым ему приходилось иметь дело, она, пожалуй, была самой лучшей. В ней было все изящно, от мягкого спуска с предупреждением, до мощного оптического прицела. Но главным достоянием модели он считал удобную форму. Винтовку приятно было держать в руках, точно так же как красивую женщину в медленном танце.

У Голубка на винтовку имелось специальное разрешение. Он был отменный стрелок. На соревнованиях между округами Голубок всегда занимал первые места, а второе считал едва ли не полнейшим провалом. А когда однажды на показательных соревнованиях между стрелками НАТО и Российских Вооруженных Сил с десяти выстрелов выбил сотню баллов с расстояния полутора тысяч метров, командующий округом едва не прослезился от счастья и перед строем вручил ему именные часы.

Свою практику Голубок не оставлял и позже – и вообще, снайпер должен стрелять постоянно. Долгое расставание с винтовкой для классного стрелка чревато утратой профессионализма. И все свободное время он пристреливал автоматы, пистолеты и просто палил по мишеням для собственного удовольствия. Но еще ни разу ему не приходилось стрелять в человека. Услышав приказ барина, Голубок невольно заволновался.

Голубок взобрался на крышу барака. С высоты трехэтажного здания было видно, как на баррикадах копошатся заключенные. Он был уверен – один из них Иностранец. Ничего, сейчас определимся, кто есть кто, – вот только надо приладить ночной прицел. Уверенными движениями он ослабил кронштейн и снял оптический прицел со ствольной коробки. Сейчас нужно установить прибор ночного видения. Эту работу он проделывал автоматически, даже не глядя на винтовку: чуткие пальцы помнили самые небольшие неровности на ствольной коробке. Так же безошибочно, не заглядывая в ноты, опытный музыкант играет сложнейшую партию.

Конечно, выстрел по живой мишени не похож на тот, что производится в тире или на стрельбище. Он нервничал. Распечатал пачку сигарет. Закурил. Можно затягиваться без опаски, зная наверняка, что выстрелом в лоб тебя не сбросят с девятиметровой высоты.

Час назад Беспалый приказал заключенным разойтись. Ультиматум был таков: если они не сделают этого к установленному часу, охрана возьмет баррикады штурмом. Ждать оставалось десять минут. Через прицел ночного видения Голубок наблюдал, что заключенные не только не собираются сдаваться, но еще укрепляют свои позиции: они приволокли на баррикады металлические листы, бревна, железные прутья. Оставалось только удивляться, откуда в колонии такое количество хлама.

Голубок должен был пристрелить Иностранца в разгар штурма – это будет первая потеря в стане восставших, которая заставит серьезно задуматься всех остальных. По замыслу подполковника Беспалого, еще через несколько минут зеки сами начнут разбирать баррикады. Но сейчас они готовы были отразить атаку, а в их лицах было не меньше решимости, чем у ратников на поле брани.

Прикрывшись щитами, к баррикадам подошли три взвода солдат. На фоне личного состава командир роты казался почти подростком. В громоздких бронежилетах солдаты походили на хоккеистов, вышедших на ледовую площадку. Шли они неторопливо, даже чуточку беспечно, за плечами у них болтались автоматы – трудно было поверить, что каждый такой ствол затаил в себе многократную смерть.

Где-то совсем рядом должен был находиться подполковник Беспалый – именно с его подачи должна завариться буча.

– Последний раз требуем разойтись! – пророкотал мегафон. – Повторяю, солдаты будут стрелять на поражение. По счету «три» солдаты пойдут на штурм… Раз!.. Два!.. Три!..

Солдаты скинули автоматы с плеч, взяли их на изготовку и побежали к баррикадам. В них полетели камни, арматура. В ответ раздалась первая трескучая очередь.

– Братва, не ссать! Холостыми палят! – поднялся над баррикадой Мулла.

Его слова были опровергнуты в следующую секунду – очередь разрыхлила землю и мокрые черные ошметки заляпали лица заключенных. Несколько пуль сердитыми осами пролетели к баррикадам и разбили в щепки огромный ящик.

Заключенные, продолжая сжимать в руках заточенные прутья, отступили на шаг. Не было теперь ни блатных, ни ссученных, все были объединены одной идеей – ненавистью к хозяину.

– Братва, когда это воры хипеша избегали?! – прокричал Мулла. – Да лучше жмуриком в мерзлоту, чем в ноги к барину!

Голубок терпеливо, через оптический прицел, продолжал выискивать Иностранца. Он отчетливо увидел Муллу на баррикадах – несколько долгих секунд он держал его в перекрестье прицельной сетки и хорошо рассмотрел на лице огромный шрам, который проходил через всю щеку и кривым раздвоенным изгибом забирался на самый лоб. Мулла даже не подозревал, что на минуту стал объектом пристального внимания снайпера, распаляя в нем боевой инстинкт. Потом ствол неохотно сдвинулся и принялся блуждать в поисках заданной жертвы.

Минутой позже Голубок обнаружил Иностранца – это произошло в тот самый момент, когда боевая очередь прошила баррикаду и с той стороны кто-то громко вскрикнул. Тюремный ангел прибрал к себе еще одну грешную душу.

Голубок узнал его сразу: бритый затылок, крепкая мускулистая шея, небольшие уши плотно прижаты к черепу. Иностранец что-то говорил, – видно, подбадривал зеков – и темпераментно жестикулировал. Но Голубку не хотелось стрелять в затылок: Иностранец должен получить пулю в лицо, в самую середину лба, – это будет хорошая плата за те неприятности, которые ему пришлось снести по его воле. Однако Иностранец упорно не желал разворачиваться и продолжал кого-то подгонять и одергивать.

«Ну обернись же ты, наконец!» – мысленно молил Голубок.

Вот зек слегка двинул головой – получился совсем неплохой профиль: вполне довольно для того, чтобы убедить себя в том, будто выстрел произведен не в затылок. Классная это штука, лазерные осветители, оказывается, они успешно могут быть применены даже в лагере. Голубок навел пятнышко лазерного луча на висок и плавно надавил на спусковой крючок.