– Кончай, Рубенс, прикидываться, будто умеешь говорить не на жаргоне, ведь за всю свою жизнь ты ни разу не выезжал из Лондона.

Братья фыркнули. Они знали, как играть в эту игру. Мора стянула с Денни одеяло, и он остался совсем голым.

– Я тут по поводу моей девушки – Джэки Траверны.

– Никогда не слыхал о такой.

Мора вынула из сумки сигарету и закурила. Рубенс пристально следил за каждым ее движением.

– Про тебя рассказывают всякие истории, Рубенс. – Мора сделала знак братьям. – Держите его!

Лесли и Ли кинулись к кровати и, после небольшой схватки, уложили Денни, пытавшегося подняться.

Мора скомандовала Гарри:

– Разверни-ка ему ноги.

Она глубоко затянулась сигаретным дымом и бесстрастно наблюдала за тем, как Рубенс тщетно пытается вырваться из цепких рук Райанов – они буквально пригвоздили его к постели.

– Ну а теперь скажи, за что ты порезал одну из моих девушек? – спросила Мора.

Рубенс был в шоке. Глаза его, казалось, вылезут сейчас из орбит.

– Говорю же тебе, сестренка, я никогда не причинял вреда ни одной черной курочке...

Гарри ткнул его кулаком в лицо:

– Если ты никогда о ней не слышал, так откуда знаешь, какого цвета у нее кожа?

– Я не знаю, просто догадываюсь.

– Ох, да заткнись ты, черномазый сутенер, – подал голос Лесли. – Пусть скажет моя сестра, – он говорил неспешно и как-то безразлично.

Рубенс подумал, что сейчас намочит постель от страха.

– Я слышала, мистер Рубенс, – Мора сделала ударение на слове "мистер", – что амбиции у вас немаленькие, что вы желаете стать неким Чрезвычайным и Полномочным Сводником в районе Вест-Энда. До меня также дошло, что вы преследовали некоторых моих девушек.

Мора села на постель и открыла сумочку. Рубенс приподнялся и вытянул шею, пытаясь увидеть, что происходит. Он был гол и беспомощен, и ему это явно не нравилось.

Мора вытащила из сумки курносый револьвер 38-го калибра, изготовленный по особому заказу. Глаза Рубенса теперь смахивали па вращающиеся воздушные тарелки.

– Что ты собираешься делать с этим? – воскликнул он, чуть не плача.

– Моя сестренка собирается отстрелить твои яйца, Денни! Одно за другим, – насмешливо произнес Лесли.

И в следующий момент Денни почувствовал холодное прикосновение стали. Мора стала медленно водить револьвером вверх и вниз по его члену, и делала это, казалось, не без удовольствия. Затем вытащила еще одну сигарету. А Рубенс, прозванный в дархэмской тюрьме "папочкой", Рубенс, всю свою сознательную жизнь проработавший на улицах и способный вселить страх в кого угодно, расплакался: По его темным щекам катились слезы, а мощные плечи вздрагивали.

– Пожалуйста, не надо отстреливать мой петушок! – умолял он тоном маленького мальчика.

Гарри, Лесли и Ли залились смехом.

Мора вдавила непогашенный окурок в живот Рубенса и оставила его тлеть, медленно и мучительно.

Рубенс взвыл от боли.

– Где твой нож "Стенли", Денни? – спросила Мора ласковым тоном, каким обращаются к любовнику где-нибудь на пикнике.

– Клянусь... клянусь вам, у меня нет ножа "Стенли".

– Боль – вещь ужасная, не так ли? Джэки Траверне тоже было больно, Денни, очень больно! – Голос Моры стал жестким. – Теперь – твоя очередь. – И она кивнула Лесли. Тот вытащил из кармана куртки нож "Стенли" со сверкающим лезвием и повертел им перед физиономией Рубенса.

– Ну так что, мальчик Денни: щечки или петушок? Тебе решать. Только шевели быстрее мозгами, а то я порежу и то, и другое.

Денни посмотрел на Лесли и понял, что тот не шутит. Страх и слезы не помешали ему осознать, что Райаны гораздо сильнее его.

– Не надо, парень! Ну пожалуйста! – Он перешел на хриплый шепот.

– Ладно, значит, рожа! – Ухмыльнулся Лесли и, всадив нож в щеку Денни, у самого глаза, повел его ко рту. Резал он глубоко и со знанием дела. Кровь выступила неспешно, будто не зная, как быть, но, когда Лесли полоснул ножом вторую щеку, уже хлестала вовсю.

Мора и братья встали, все одновременно, будто сговорившись. Денни развязали руки, и когда он поднес их к лицу, а потом отнял, то вскрикнул, громко и жалобно, как заяц, попавший в капкан, – руки были в крови.

– Никогда больше, Денни, не посягай на то, что принадлежит мне. И считай, что тебе повезло. В следующий раз ты так легко не отделаешься.

– О Боже! Я истекаю кровью! Помогите же мне кто-нибудь! – Простыни на постели постепенно окрашивались в красный цвет.

– Пошли, ребята! У нас еще много работы.

Едва они вышли из комнаты, как вбежала Эстелла. Выходя из дома, они слышали ее крики. Она вопила громче, чем Денни.

* * *

Приехав к себе домой, Джоффри сел на диванчик, налил себе изрядную порцию шотландского виски, залпом выпил и стал вспоминать свою прежнюю жизнь с Майклом, каждую подробность. Одно воспоминание, почти сорокалетней давности, было особенно ярким, как свет маяка.

Ему тогда было чуть больше восьми лет, а Майклу уже почти десять. Случилось это во время войны: отец втолкнул их через дыру в подвал разбомбленного дома. Не знавший страха, Мики зажег свой карманный фонарик и принялся осматривать заваленный мусором подвал. Вокруг валялись, похожие на куски мяса, окровавленные тела жителей дома. Вонь стояла невыносимая. Джоффри до сих пор не забыл ужаса, буквально пригвоздившего его к месту. Отец оставался наверху, торопил их: мародерство в разбомбленных домах считалось тяжким преступлением.

Майкл стащил тело маленькой девочки с небольшой металлической шкатулки для денег. Во время взрыва тело отшвырнуло прямо на шкатулку. Передав шкатулку наверх отцу, он принялся быстро собирать все, что там было полезного, съедобного или годного на продажу, не произнося при этом ни слова. Справившись с этой работой, Майкл попросил Джоффри помочь ему стащить тело мужчины на пол. Что это мужчина, Майкл распознал по одежде, так как головы у трупа не было.

Джоффри не мог шевельнуться от страха. Майкл гкнул его кулаком в живот и выругался. Вдвоем они наконец сдвинули с места тяжелое тело. Джоффри все время плакал. Майкл вытащил у мертвеца бумажник, снял с него часы, после чего подошел к женщине, лежавшей на полу в какой-то немыслимой позе, с широко раскинутыми ногами и неестественно вывернутыми руками и шеей. Майкл снял с нее брошь и обручальное кольцо, сломав ей при этом палец, иначе снять кольцо было невозможно. Джоффри слышал, как хрустнула кость. Потом, уже дома, отец выпорол его за то, что он "вел себя как младенец". Джоффри до сих пор не забыл, как больно жалил кожу ремень.

С того самого дня Джоффри старался везде быть рядом с Майклом, шла ли речь о том, чтобы избить кого-нибудь или ограбить разбомбленный дом. Но, говоря по правде, Джоффри ненавидел подобного рода занятия. И сейчас его угнетала мысль о том, что Майкл это знал, знал давно и поэтому презирал его. В Море Майкл нашел родственную душу. Она тоже одинока. И тоже уродливая копия их папаши. Джоффри допил свое виски и откинулся в кресле.