– И без Линкольна вы оба получили от меня достаточно земель и привилегий! – вскипел Стефан.

Де Румар направил вытянутый палец на Вилла.

– Но почему вы сделали графом Линкольнским его, а не одного из нас?! – сварливо крикнул он. – Д’Обиньи – всего лишь жалкий выскочка, который возомнил о себе бог знает что, женившись на королеве-вдове.

Вилл вскочил на ноги.

– Вы оскорбляете меня! – выпалил он, при этом грудь разрывалась от рвущегося наружу кашля.

– Мы с братом тоже оскорблены – тем, что вы граф Линкольн и берете с графства каждое третье пенни, которое должно быть нашим, – тут же отозвался де Румар. – Вы ведете себя как беззлобный и безмозглый пес, но при этом умудряетесь хватать из-под хозяйского стола лучшие куски, которые предназначаются более достойным слугам короля. Стройте сколько угодно шикарных замков, все равно вы – ничтожество.

Ярость воспламенила кровь в жилах Д’Обиньи.

– Но, по крайней мере, я верен своей клятве! – прорычал он, после чего ему все же пришлось отвернуться, чтобы откашляться и сплюнуть в огонь.

– Да неужели, – с издевкой протянул де Румар. – Вот почему вы так сердечно встречали императрицу в прошлом году.

– Мир! – рявкнул Стефан. Он мрачно уставился на братьев. – Раз вы чувствуете себя столь обиженными и ввиду того, что я ценю вашу верность, я готов исполнить ваше желание. Де Румар, отныне ты можешь носить титул графа Линкольна, если милорд Д’Обиньи согласится принять вместо него титул графа Суссекса.

У Вилла зашумело в ушах от унижения. Но он был слишком болен и слаб, чтобы спорить.

– И вы дадите мне право на замок Линкольн? – не успокаивался де Румар.

Стефан стиснул зубы.

– Да, – наконец выдавил он, – при условии, что ты и твой брат поклянетесь служить мне и держаться в рамках дозволенного.

Братья так смотрели на Стефана, что в душе Вилла с новой силой всколыхнулись дурные предчувствия. У его собак бывает такой же оскал, когда они дерутся друг с другом за главенство в стае.

После долгой паузы де Румар шагнул вперед и согнул одно колено.

– Клянусь, – пробормотал он.

Честер сделал то же.

– О, да встаньте же, – бросил Стефан, поморщившись. – Завтра мы объявим об этом официально, и чтобы я больше ничего об этом не слышал, понятно? Более никаких уступок!

Вилл был уверен, что это еще не конец, потому что политика попустительства и умиротворения не означает контроля, и в этой комнате ни один человек не был удовлетворен исходом.

Вилл лежал в постели возле Аделизы и лениво потягивался под уютными теплыми мехами, натянутыми до самого подбородка. Он не хотел вставать и готовиться к отъезду, но знал, что этого не избежать: в Виндзоре собирались праздновать Рождество. Король ожидал Вилла и по другому поводу – ему предстояло заново присягнуть в связи с получением нового титула, графа Суссекса. Эта перестановка оставила горький привкус у него во рту, хотя, по правде говоря, была разумной. Так следовало поступить сразу.

Он слышал, как в соседней комнате няня нежно воркует с их сыном, меняя ему пеленки. В бок Виллу упирался живот Аделизы, круглый и тяжелый. Скоро ей снова предстоит перейти в родильные покои, а пока Вилл с восторгом ощущал, как ему в ладонь постукивает изнутри растущий младенец.

О смене титула Аделиза ничего не сказала, и супруг был признателен ей за это, хотя выражение ее лица было достаточно красноречиво.

В конце концов чувство долга заставило Вилла выбраться из мягкой постели. Он сунул ноги в башмаки и, зевая и почесываясь, потопал в уборную. Затем, укутавшись в меховую накидку, пошел проведать сына. Уилкин запищал и потянулся к отцу, требуя, чтобы его взяли на руки. Вилл подхватил его и уткнулся носом в светлые волосики малыша. От него пахло свежими теплыми пеленками и сном.

– Па! – воскликнул мальчик и дернул отца за ус.

– Ну, мой маленький рыцарь, – хохотнул Вилл, – что привезти тебе из королевского дворца? Серебряную ложку? Золотой кубок? Звонкие серебряные колокольчики? Или новый графский титул, а?

– Господин…

Он повернулся навстречу Майло Бассетту, одному из своих наиболее верных рыцарей. Тот мялся в дверях.

– В чем дело?

Вилл велел ему войти.

– Только что прискакал гонец. – На его переносице от напряжения прорезались две тонкие морщины. – Вильгельм де Румар и Ранульф Честерский объявили о переходе на сторону императрицы. Они закрыли Линкольн и не пускают туда короля.

Вилл уставился на него.

– Я знал, что это случится! – прорычал он. – Я говорил Стефану, что им нельзя доверять, но король не слушал меня. Он всегда хочет надеяться на лучшее.

– Вас призывают к королю, но не в Виндзор, а в Линкольн, – продолжал Майло. – Я отправил конюхов запрягать еще несколько лошадей и велел дворецкому собрать нам больше припасов.

Вилл кивнул:

– Сейчас я всем этим займусь, только дайте минуту одеться. А пока найдите Аделарда и предупредите его, что мне нужен мой хауберк и оружие.

Когда Майло торопливо вышел, Вилл вернул малыша няне и заглянул к Аделизе, чтобы сообщить, что он едет не в Виндзор, как планировалось, а на север – в Линкольн, воевать.

Матильда сидела в Глостерском замке с приближенными, когда падающий от усталости посланец принес ей известие о Линкольне и о том, что Стефан оставил рождественские празднования в Виндзоре и поскакал на север разбираться с мятежниками.

– Это наш шанс сразиться со Стефаном и свергнуть его! – Глаза Роберта блестели, как у охотника, заслышавшего зверя.

Ранульф Честерский был его зятем, и Роберт давно подговаривал его отделиться от Стефана.

Матильда нахмурилась и поджала губы:

– Ранульф де Жернон и Вильгельм де Румар – ловкие лицемеры и попросят высокую цену за свою преданность. Да, они захватили Линкольн, вот только вряд ли изменили свои взгляды. Ими движет исключительно личная выгода.

– Но если они одолеют Стефана, то мы, придя к ним на помощь, сможем закрепиться в Линкольне. Вот и Гуго Биго уже не так тверд в поддержке короля, хотя был одним из первых, кто присягнул Стефану. Требуется совсем немного, чтобы подтолкнуть его в нужном направлении. Не предложить ли ему графство Норфолк и таким образом заручиться его помощью? Человек он ненадежный и своекорыстный, но если он покинет Стефана, нам это было бы на руку.

Матильда терла раскалывающийся лоб. Странно: новости пришли многообещающие, а она все равно чувствует себя так, будто пытается плыть через холодное темное озеро, а к ногам у нее привязаны камни. Ей постоянно не хватает денег, и она прекрасно осознает, что те, кто сегодня преклоняет перед ней колени и улыбается, завтра вполне могут предать ее. С ней остаются те, кому нечего терять. Иногда Матильду одолевали сомнения: а стоит ли продолжать, но она быстро справлялась с подобным малодушием. Ведь это ради сына и ради его сыновей – упаси Господи, если будут дочери, – и эта линия протянется так далеко, насколько хватает воображения. Но если сейчас сдаться, то линии вообще не будет.