Хватит, пофантазировали. Ничего похожего в жизни, разумеется, не было. На самом деле все было проще. Вызвал Борис Иванович Сергея Сергеевича по какому-то делу, и сперва обсудили само это дело, а уж потом, как бы заодно, Борис Иванович и сообщил:

– Да, Сергей Сергеевич, забыл тебе совсем сказать: тут на тебя кляуза пришла от этого твоего конкурента, черт бы его побрал. Понимаешь, как-то не очень это все красиво выходит. Нет, ты не думай, я тебе вполне сочувствую и рад бы помочь. Очень хорошо понимаю, квартиру ты оборудовал, есть возможность прирезать комнату, но надо было тебе все-таки действовать как-то не так. Видишь, на что он бьет – злоупотребление служебным положением. Тут уж, извини, я тебя поддержать никак не могу. Ни как руководитель комитета, ни как коммунист. Я, конечно, не хочу делать никаких выводов, но давай это дело замнем и спустим на тормозах. Ты, я считаю, с самого начала повел это дело неправильно. Полез на рожон, стал угрожать. Ну зачем же так? Ты же опытный человек, почти дипломат… Нет, брат, так дела не делаются. Рад бы тебе помочь, но… – Борис Иванович развел руками, а мы у читателя еще раз попросим прощения: и этот монолог нами придуман. Ничего похожего, во всяком случае в первое время после получения министром нашего письма, видимо, не было. А ведь нам известно доподлинно, что министр письмо получил. И копии также достигли своих адресатов. И что? И ничего. Автор письма от своих адресатов не получил никакого ответа, а поскольку наша история на этом не кончилась, автор считает, что действия Иванько этими важными лицами были одобрены.

Вот как!

Один престарелый деятель, бывший в правительстве СССР еще при Ленине, выслушав эту историю, сказал мне:

– В наше время для коммуниста не было обвинения страшнее, чем в использовании служебного положения в личных целях. Впрочем, – добавил он, вспомнив свои двадцать пять лет лагерей, – наше время я тоже не идеализирую.

Кто ведет себя вызывающе

А вот в нашей истории возникает еще один персонаж, еще одно значительное лицо – Председатель Фрунзенского райисполкома товарищ Богомолов Д. Д. Я его никогда лично не видел. Не посчастливилось. Но я себе его представляю так. Вот он сидит за большим столом и кладет резолюции на подносимых бумагах: «От-ка-зать!!!» Вы хотите обменять что-то меньшее на что-то большее. От-ка-зать!!! Вы хотите обменять что-то большее на что-то меньшее. От-казать!!! Вы хотите вступить в кооператив, построить гараж, посадить во дворе дерево. От-ка-зать! От-ка-зать! От-казать!

Отказать… Ваша власть, когда вы отказываете, гораздо заметнее, чем когда разрешаете. Представьте себе, что вы милиционер, стоите на дороге, и мимо вас едут автомобили. Катят они на современной скорости, иной водитель скользнет по вас взглядом и тут же забудет, а другой и вовсе не заметит. Но вот вы свистнули в свисток, махнули палкой, остановили водителя и – давай его мурыжить. Куда едет да для чего, почему в эту сторону, а не в обратную, и зачем вообще на машине, а не на трамвае, а на какие деньги купил и не собирается ли продать по спекулятивной цене. Остановите так да допросите другого, третьего, пятого, десятого: вот уже сколько людей вас заметят, запомнят, среди них вы знаменитый уже человек. Вот так же и Богомолов Д. Д. Решил бы он мой вопрос сразу и справедливо, я, неблагодарный, может, и фамилии б его не запомнил. Но Богомолов Д. Д. постарался, и я его крепко запомнил. Прочтя мое письмо Стукалину, Богомолов сказал принесшему письмо человеку:

– Вот видите, Войнович ведет себя вызывающе. Он кому, он министру указывает, когда тот должен ему отвечать.

Он не стал решать, кому должна принадлежать квартира № 66, он стал решать, кто кому может указывать, а кто кому нет. А между прочим, на наш скромный взгляд, вызывающе ведет себя не тот, кто напоминает, хоть и министру, об указе верховной власти, а тот, кто указы эти не исполняет, то есть в нашем случае именно министр.

Ну и жук!

Боюсь, как бы не обвинили меня в очернительстве. Неужели ни одного положительного начальника не встретилось мне на моем пути? Встретилось. Двое. Один сначала тоже сделал мне выговор, что я веду себя вызывающе, но потом все же (спасибо ему и на этом) сказал:

– Иванько действует незаконно, но он всемогущ. Вы к Промыслову на прием никогда не попадете, а он может войти к нему в любую минуту. Вы даже не представляете себе, какие люди хлопочут за Иванько по этому телефону, – и он ладонью погладил «вертушку».

Вторым положительным был работник ЦК КПСС, которому мне удалось рассказать эту историю.

– Иванько? – переспросил он. – Сергей Сергеевич?

– Иванько, – подтвердил я. – Сергей Сергеевич.

– Ну и жук! – сказал мой собеседник и покачал головой.

Вот и вся реакция двух положительных товарищей.

Такие люди

Какие люди хлопочут по «тому» телефону, можно было судить по изменившемуся отношению Ильина. Когда я пришел к нему второй раз, он был явно смущен или играл в то, что смущен. Нет, я думаю, он смущен был на самом деле.

– Вы рассчитываете, что я Промыслову буду звонить по «вертушке»? А что же я ему скажу? Кооператив – суверенная организация. Союзу писателей не подчиняется. Сами действуйте. Что же мне вас учить? Вон пенсионеры всякие знают, куда в таких случаях обращаться. А вы, писатель, сатирик, не знаете. К первому секретарю райкома пойдите.

– Я беспартийный.

– Какая разница? Зато Иванько партийный.

– Да меня же секретарь этот не примет.

– А вы добейтесь, чтоб принял.

Ну ладно, допустим. Если бы это была не документальная история, взятая прямо из жизни, а роман, написанный по методу социалистического реализма, то действительно в райкоме и состоялся бы хеппи-энд. В скольких наших романах именно обращением в райком заканчиваются все тревоги литературных героев. В райкоме зло терпит поражение, а справедливость торжествует.

Придя от Ильина домой, я позвонил во Фрунзенский райком, чтобы узнать фамилию первого секретаря. Мне сказали:

Пирогов Евгений Андреевич.

Я вспомнил: издательство «Планета», издательство «Светоч» и какой-то Пирогов из горкома.

Все. Круг замкнулся. К легиону сторонников Иванько мы вынуждены приписать еще одну довольно значительную фигуру. Ну что ж, пора подвести некоторые итоги, пора выстроить по ранжиру должностных лиц, вступивших по такому ерундовому делу на путь прямого нарушения не каких-нибудь, а, я подчеркиваю, советских законов. Вот они, эти лица: председатель правления ЖСК, председатель ревизионной комиссии ЖСК, председатель райисполкома, первый секретарь райкома, секретарь (фактический руководитель) Союза писателей СССР, председатель Государственного комитета; его заместитель, секретарь партийной организации комитета, председатель Моссовета. Все эти люди (а двое из них еще и члены ЦК КПСС) снизу доверху руководят всей нашей жизнью, именно они олицетворяют собой, во всяком случае в пределах Москвы, то, что мы обыкновенно называем советской властью.