Мы возвращаемся вместе к церкви, где оставили машину. Роза просит нас не утруждаться прощанием с ее мужем и скрывается в бетонном бункере. Со спины она производит впечатление женщины средних лет.

— Что ж, нас можно поздравить, — заявляет Хен.

Я изумленно смотрю на него.

— Брось, Рэй. Мы только что успешно завершили дело. Это надо отпраздновать.

Я пожимаю плечами. Фотографии молодой Розы лежат у меня в нагрудном кармане. Может, мы и нашли Розу… Нет, мы нашли Рену. Думаю, Розы больше нет.

Хен, покрутив ручку настройки радиоприемника, снова отключает его.

— Ты разочарован? Теперь ты больше не можешь ее жалеть.

— Нет, нет!

Но на самом деле это правда. Мой недостаток — один из множества — заключается в том, что я лучше отношусь к людям, которых не знаю.

— Но мы ведь еще не закончили? — рассуждаю я вслух.

Меня вдруг точно плащом накрывает всепоглощающей усталостью.

— Верим мы ей или нет? — бормочу я себе под нос.

— Про ее брак — и про ребенка? Это надо проверить. Но вообще-то — да, я ей верю.

— И почему тогда Янко рассказывают окружающим о том, что мать Кристо — Роза?

— Чтобы скрыть тот факт, что его мать — кто-то другой.

Мы оба обдумываем это, пока мчимся мимо рядов одинаковых одноэтажных домиков на объездную дорогу. Хен взглядывает на меня:

— Думаешь, на самом деле так важно, кто настоящая мать Кристо? Может, это всего лишь какая-нибудь из местных девиц, которая не пожелала знать… вот и все.

— А может, и нет.

— Сейчас важно выяснить, чьи останки нашли на Черной пустоши. Тогда, надеюсь, мы узнаем, связаны они как-то с Иво Янко или нет.

Он умолкает, но я знаю, что он думает то же самое, что и я. Мы должны сопротивляться искушению заранее решить, что ответ на эти два вопроса один и тот же. Но мое чутье детектива подсказывает мне, что так оно и есть. На Черной пустоши лежит мать Кристо. Все сходится. Я откидываю голову на подголовник, убаюканный шуршанием шин. Мы почти у цели: все, что нам осталось узнать, — это ее имя.

Рэй

Не то чтобы я хотел, чтобы она оказалась мертва. Не могу объяснить. Хотя тут я кривлю душой: не люблю ошибаться. Кто же это любит? То, что она жива и счастлива (будем надеяться), замужем за промытым до скрипа уэльским пастором, меня не расстраивает. И что она красит ногти розовым перламутровым лаком и смеется так же неубедительно, как выглядит, тоже.

Леон Вуд так потрясен, что почти лишился дара речи.

— Жива? Вы уверены?

Я жду, пока в телефонной трубке утихнут рыдания. Мне неловко и до странного радостно одновременно. Нечасто мне доводится сообщать такие хорошие новости.

— Прошу прощения, мистер Лавелл. Извините.

— Ну что вы, ничего страшного. Но вы должны понять, для нее это стало точно таким же потрясением. Узнать, что ее мать скончалась. Ей нужно время свыкнуться с этим.

— И когда же я ее увижу?

— Это решать ей самой.

— Но где она?

— Она попросила меня не раскрывать никаких подробностей, пока она не привыкнет к этой мысли. Она сама свяжется с вами, когда будет готова.

— Но почему? — Он явно задет. — Я просто хочу знать, где она. К чему тут нужно привыкать?

— Пожалуйста, не волнуйтесь…

— Я и не волнуюсь, мистер Лавелл. Не волнуюсь! Я просто хочу увидеть мою любимую дочь, которую не видел семь лет, а вы мне не даете!

Эта петрушка затягивается довольно надолго. Мне приходится сцепить зубы, чтобы удержаться и не повысить на него голос, а когда меня уже подмывает махнуть на все рукой и отдать ему имя и адрес — да что такое творится с людьми, черт побери? — и пусть разбираются между собой, я вспоминаю Джорджию.

Когда я наконец кладу трубку, Хен сочувственно вскидывает брови:

— Он будет в восторге. А теперь смотри: мы с Андреа в твое отсутствие тоже время зря не теряли. У нас есть несколько новых дел. Не хочешь взглянуть?

Я в изумлении смотрю на него:

— А как быть с делом о том, кто отравил твоего напарника — и зачем?

— Напомни-ка мне, кто его оплачивает?

— Я хочу узнать, кто мать Кристо. И что случилось с сестрой Иво.

Хен откидывается на спинку кресла. Раздается протестующий скрип.

— Значит, ты считаешь, что Кристо родила его сестра, а потом они убили ее… инцест и все такое… и что это она лежит на Черной пустоши?

— Ну, возможно.

— А не проще ли было бы выдумать несуществующего отца?

— Да… но как же быть с передачей фамилии? И почему Иво сбежал? Это как-то связано с Черной пустошью. Я знаю.

Хен смотрит на меня поверх очков. Это все для пущего эффекта: без очков он не видит вообще ни черта.

— Ты не можешь этого знать — потому что тебе до сих пор точно не известно, в курсе ли он про труп. К тому же объяснение может быть самым что ни на есть простым.

— Ну, когда у нас будет простое объяснение, тогда я и успокоюсь. А до тех пор…

Я сохранил клочок бумаги с выведенным на нем детским почерком Сандры адресом Лулу. У меня не поднялась рука его выкинуть. Я частенько на него смотрю. Я думал — надеялся — на то, что она позвонит, когда я выйду из больницы. Потом мысли мои перескакивают на слова Хена. Про то, как меня обсуждали. Наверное, мне стоило бы проявить гордость и не возлагать на нее такие надежды. С другой стороны, мне стоило бы умерить гордость. Она ведь держала меня за руку. Но я нахожу причины не звонить ей, пока не доберусь до дома. Мне нужно позвонить еще во множество разных мест и получить факс — это чтобы уж наверняка.

К моему удивлению, она снимает трубку практически сразу же. Я почему-то думал, что ее не окажется дома, и морально готовился оставить сообщение на автоответчике.

— Вы не на работе?

— Нет. Как ваши дела?

— Неплохо. Да. Я тут подумал… может, мы могли бы встретиться?

Пауза.

— Зачем?

— Зачем? Ну, я хотел задать вам еще несколько вопросов.

— А-а.

Это разочарование? Больше она ничего не произносит.

— От Иво, надо полагать, новостей нет?

— Нет.

— А Кристо? О нем есть какие-то новости?

На этот раз она вздыхает:

— С ним все сложно. Ну, то есть с ним все в порядке… все нормально. В общем, я расскажу при встрече.

— Ладно.

Сердце у меня бьется с такой скоростью, как будто я пробежал стометровку. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не налить себе выпить. Не раскисай, приказываю я себе. Еще не время.